В том-то и дело, что и та любовь (от бога), и эта любовь (от страсти) автономны, и если женщина разлюбит, бог почему-то не заступается. Так что, как бы мы ни любились, несчастие допустимо. Значит, держись в любви своей так высоко, чтобы, встав на цыпочки, на большие пальцы, земли касался бы, а концами длинных пальцев руки доставал бы до неба, — в такой любви тебя не унизит никакое несчастие.
Слова в любви бывают самые простые и о простых вещах... Но если начинаются слова изнутри, огненные, страстные, то это идет за счёт любви, и получается та самая песнь песней, которую мы слышим с незапамятных времён. Смысл этой песни песней — призыв к священной брачной ночи жизни...
Бывает любовь от щедрости, много дано и через край переливается. А то любовь бывает и от скупости: живет человек очень скупо, будто сундук у него есть особый, и он туда всё складывает, а сам не ест. Но приходит час, и сундук открывается: душа, ешь, пей и веселись! — и это тоже любовь. А то бывает, для себя от жизни остается только боль и эта боль собирается, собирается и вдруг сразу вся переходит в страх за жизнь другого, а себе стало хорошо, и вот это хорошее есть тоже любовь.
Поэзия как и любовь — это явления таланта, а талант от бога. Вот почему ни поэзию, ни любовь нельзя делать собственностью. Непременно у человека, создавшего себе в поэзии или в любви фетиш, является драма, которая была в любви у Хозе (Кармен), в поэзии Блока. Словом, талант — это путь, но не сущность. И если сущность есть бог, то подмена её фетишем порождает собственность, а собственность всегда разрешается драмой.
Идея вечности рождается из любви к жизни, когда вся любовь сосредоточивается на мгновении настоящего, то это мгновение, — подлинность после становится, как вечность. Вечность есть сила жизни, и тут бесконечная радость.
Когда люди живут в любви, то не замечают наступления старости, и если даже заметят морщину, то не придают ей значения: не в этом дело. Итак, если бы все люди любили друг друга, то вовсе бы и не занимались косметикой.
Если кого я люблю, я нередко бешусь от тревоги, что люблю
напрасной любовью,
Но теперь мне сдается, что не бывает напрасной любви, что
плата здесь верная, та или иная.
(Я страстно любил одного человека, который меня не любил,
И вот оттого я написал эти песни.)
Любовь может возвысить человеческую душу до героизма, вопреки естественному инстинкту, может подтолкнуть человека к смерти, но она хранит и боязнь печали.
Ее больше мучило предчувствие страдания, ведь уйти из этого мира — это значит не только упасть в ту пропасть, имя которой — неизвестность, но еще и страдать при падении.
Cлайд с цитатой