— Да, Себастьян — вампир! И что теперь? Ему запрещено жить?
— Ну, учитывая, что он — ходячая угроза человечеству, веками пожирающая невинных девушек, да, запрещено!
— Да, Себастьян — вампир! И что теперь? Ему запрещено жить?
— Ну, учитывая, что он — ходячая угроза человечеству, веками пожирающая невинных девушек, да, запрещено!
— Я пролезла через окошко в потолке.
— На крыше?
— Ну, потолок часто бывает там, где крыша.
Он мог примириться с тем фактом, что она вампир, но что она мальчик — примириться с этим было гораздо сложнее.
— Представим это в автомобильных терминах. Блок и его вид — они как... старые, поломанные европейские драндулеты, ясно? А ты и я, куколка? Мы как блестящие модели Форд 1926 года. Лучшие в линии, только что выкатившиеся на площадку выставочного зала. Видишь ли, иногда, когда кровь поражает кого-то нового, как-то по-новому... она создает что-то новое. С абсолютно новым набором трюков, понятно?
— Каких новых трюков?
— Ну, для начала у нас загар лучше. Ты довольно скоро сама в этом убедишься. Важно понять, дорогуша, что ты — телефон, тогда как они — телеграф, ты винтовка, а они — мушкет. И за это они тебя ненавидят. Поэтому ты тоже просто ненавидь их в отместку.
Я сам давно перестал строить воздушные замки и жил сегодняшним днём; вечно юный и вечно древний, я представляся самому себе чем-то вроде часов, тикающих в пустоте: лицо-циферблат выкрашено в белый цвет, глаза глядят в никуда; вырезанные из слоновой кости руки-стрелки показывают время ни для кого... в лучах первородного света, который существовал ещё до начала мира, до того, как Господь отделил свет от тьмы. Тик-так, тикают самые точные в мире часы, в пустой комнате размером со вселенную.