Чтобы показать тебе свою силу, я уничтожу твою гордость. Так что ты умрёшь в отчаянии.
Если есть время мечтать о красивой смерти, почему бы вместо этого не прожить красивую жизнь?
Чтобы показать тебе свою силу, я уничтожу твою гордость. Так что ты умрёшь в отчаянии.
Если есть время мечтать о красивой смерти, почему бы вместо этого не прожить красивую жизнь?
— ... Еще, пожалуйста, сто грамм для вдохновения!
— Нет, Федя, нет!
— Драматурга Теннесси Уильямса знаете?
— Кого?
— Знаем, знаем! «Трамвай “Желание”».
— Подавился пробкой от пузырька с лекарством. Насмерть.
— Господи, Твоя воля…
— Ну и что?
— А то, что я немедленно иду в аптеку, покупаю настойку боярышника. И не одну! А там пробки. Риск очень велик!
— Федя, ты же себя губишь!
— Лучше умереть от отчаянного пьянства, чем от трезвого отчаянья!
Чем тратить остаток жизни на помыслы о красивой смерти, не лучше ль дожить красиво до конца?
Даже если поглощает отчаянье, есть ещё одна вещь. Как без света не может быть тени, так и без тени не может быть света. Чем глубже отчаянье, тем сильнее засияет надежда.
Когда люди в безопасности, они говорят об идеалах, убеждениях и о чем только не говорят, но когда человек сталкивается со смертью, то он очень быстро понимает, как сильно он хочет жить рядом с теми, кому доверяет, а придет время, то и умереть рядом с ними — это все, о чем мы, люди, по-настоящему беспокоимся.
Если бы он это слышал, он бы умер ещё раз. Просто бы лопнул от гордости. И жена с детьми так бы и сидели, заляпанные его глубоким внутренним миром.
— ... Люди воображают собственную смерть, чувствуют её приближение, и одна мысль о её неизбежности становится афродизиаком. Собаки или кролики ведут себя иначе. Или птицы, к примеру, — в неурожайные годы откладывают меньше яиц или вообще не спариваются. Всю энергию тратят на то, чтоб остаться в живых и дождаться более благоприятных времен. А человек надеется оставить свою душу в ком-то другом, в новой версии себя, и жить вечно.
— Значит, мы обречены, потому что надеемся?
— Можно назвать это надеждой. А можно отчаянием.
Я чувствовал такое отчаянное одиночество, что хотел было покончить с собой. Удержала меня мысль, что моя смерть не опечалит никого, никого на свете и в смерти я окажусь еще более одиноким, чем в жизни.
Я улегся на землю, закрыл глаза и попытался умереть, но бетон был холодный, и я побоялся подхватить простуду.