Люди, страхи, сомнения… Ты всё прячешься и прячешься, а они в самый неожиданный момент застают тебя врасплох.
Время, когда мир делает глубокий вдох, а потом резко выдыхает опавшими листьями и первыми заморозками.
Люди, страхи, сомнения… Ты всё прячешься и прячешься, а они в самый неожиданный момент застают тебя врасплох.
Время, когда мир делает глубокий вдох, а потом резко выдыхает опавшими листьями и первыми заморозками.
Время, когда мир делает глубокий вдох, а потом резко выдыхает опавшими листьями и первыми заморозками.
Осень своими ветрами уносила все дальше запахи лета и его тепло. Каждый день «откусывая» по маленькому кусочку у дня и прибавляла власти ночи….
Мир готовится к встрече с холодами, которые перевернут лист календаря, накинут возраст, пальто, рамки, мысли… снег.
Ночь. Чужой вокзал.
И настоящая грусть.
Только теперь я узнал,
Как за тебя боюсь.
Грусть — это когда
Пресной станет вода,
Яблоки горчат,
Табачный дым как чад
И, как к затылку нож,
Холод клинка стальной, —
Мысль, что ты умрёшь
Или будешь больной.
В них не было ничего. Никакого выражения вообще. И в них не было даже жизни. Как будто подёрнутые какой-то мутной плёнкой, не мигая и не отрываясь, они смотрели на Владимира Сергеевича. . Никогда в жизни ему не было так страшно, как сейчас, когда он посмотрел в глаза ожившего трупа. А в том, что он смотрит в глаза трупа, Дегтярёв не усомнился ни на мгновение. В них было нечто, на что не должен смотреть человек, что ему не положено видеть.
Мне хотелось сбежать из города, подальше от суеты. Хотелось лежать под деревом, читать, там, или рисовать, и не ждать, что тебя кто-нибудь подкараулит и набьет морду, не таскать с собой нож, не бояться, что в конце концов женишься на какой-нибудь тупой, бессмысленной девахе.