— Тихо! Тихо, вы! Я вас сейчас ощиплю до последнего перышка и сварю.
— Не положено!
— Это почему же, а?
— Соседей не варят.
— Тихо! Тихо, вы! Я вас сейчас ощиплю до последнего перышка и сварю.
— Не положено!
— Это почему же, а?
— Соседей не варят.
— Это же безобразие!
— Верно. Вот это верно! Это — безобразие, моё самое главное в жизни призвание!
В избушке заколоченной,
Вдали от всех людей
Живет один испорченный
Законченный злодей.
Он отдыха не знает,
И по ночам не спит.
Все клацает и лает,
Зубами клацает и лает,
Бормочет и скрипит.
Для сей работы тяжкой
Он малость староват.
И в этом он, бедняжка,
Совсем не виноват.
Живет в глуши таежной
Он ровно двести лет,
А смены молодежной,
Надежной смены молодежной,
Надежной смены нет.
Эх, жалко! Такая вымытость пропадает! А ведь Римма позвала меня в гости. Сидит теперь, ждёт небось. Хоть я и злодей, конечно, но надо быть вежливым злодеем. Пойду! Может быть, пирогов дадут.
— Что это?
— Аэрозоль против мух и тараканов.
— А против мясоедящих растений?
— Не знаю. Но мясоедящая кошка нанюхалась и долго болела. Врача вызывали.
— Слушай, а не бросить ли мне тебя в котёл, чтобы ты там кипел и бррм... бррм... и бурлил?
— Не бросите! У Вас глаза добрые.
— Ну ладно, ладно, добрые... Иди домой и никому не рассказывай, что ты здесь был и ушел отсюда живым.
— Ты нашёл её?
— Нашёл, и она прекрасно себя чувствует. Голову ей пока не отрубили… мне кажется. А они могут приделать голову обратно, после того как её отрубят?
По вечерам чуть ли не у каждого бунгало дымились жаровни. На полную мощность были включены транзисторы. Дачники ходили по территории с бутылками в руках. В траве белели пластиковые стаканы.
Если шум становился невыносимым, писатель кричал из окна:
— Тише! Тише! Вы разбудите комаров!..
Петровы поняли, что слишком сильно залили соседей снизу, только когда бабка снизу перестала стучать по батарее.