Суетны дни, бесконечны мельканья лиц.
Книги, стихи — лишь для бедной души обновки.
Мне ведь давно понятнее писк синиц,
Чем разговор подростков на остановке.
Суетны дни, бесконечны мельканья лиц.
Книги, стихи — лишь для бедной души обновки.
Мне ведь давно понятнее писк синиц,
Чем разговор подростков на остановке.
Едкой злобой приправлена круто жизнь,
Разобщенностью и тюрьмой.
Крепче зубы сжать, прохрипеть: держись,
Этот ветер пока ещё мой.
И реальность чудовищней снов бомжей,
И жирует во всю жлобьё.
Только этих звёзд не отнять уже,
Только небо — до смерти моё.
Знаешь, с годами еще больней:
Жизнь мимолетна, и пуст эфир,
С каждым оставшимся на войне
Умер огромный мир.
Он придёт, магический рассвет,
С чертовщиной, радостью, томленьем,
За мелканьем месяцев и лет,
За болезнью, занятостью, ленью.
Я забываю, как пахнет печной дымок,
Как на заре петух зазывает утро.
Странное чувство вины одолеть не смог;
Будто не сделал того, что обещал кому-то.
Счастье было в его ожиданье,
В клочьях летней зари на ветках,
В том, что стало уже преданьем,
Чем-то призрачным и заветным.
Вот и ладно: душа согрета,
И здоровы родные люди.
Нынче счастье, должно быть, в этом
А другого — уже не будет.
Эта жизнь не по зубам
Ни тебе, ни мне.
Не гаси, моя судьба,
Тёплый свет в окне:
Пусть последним мотыльком
Прямо на кровать
Залетит удача в дом,
Чтоб зазимовать!
Эта слабая, тёмная, липкая власть.
Эта жизнь за гроши, что горбом заработаны.
И душа, как болезнь,
И стихи как напасть.
Подожди, мечта, не уходи,
Я хочу в вечернем озаренье,
Расстегнув рубаху на груди,
Пить окно, влюблённое в сирени.
Прощай — прости. Стискивать зубы
Не по нутру привыкшему петь.
На убыль дни. Сердце на убыль.
И всё трудней шляться в толпе.