Я так и не научился ждать,
Любить и верить в прощенье неба.
И мне забвенья не избежать,
И не дождаться объятий лета.
В осенний день я прольюсь дождём,
Весенним днём стану талым снегом.
Мою мольбу перекроет стон,
Мои слова разлетятся пеплом.
Я так и не научился ждать,
Любить и верить в прощенье неба.
И мне забвенья не избежать,
И не дождаться объятий лета.
В осенний день я прольюсь дождём,
Весенним днём стану талым снегом.
Мою мольбу перекроет стон,
Мои слова разлетятся пеплом.
— Как это лучше объяснить... Иногда на меня обрушивается такая тоска, такая беспомощность — будто разваливается вся конструкция мира: правила, устои, ориентиры — раз! — и перестают существовать. Рвутся узы земного притяжения, и мою одинокую фигуру уносит во мрак космического пространства. А я даже не знаю, куда лечу.
— Как потерявшийся спутник?
— Да, пожалуй.
Мне гораздо проще разобраться в вещах больших и сложных, чем в чем-то незначительном и простом. Кажется, это и делает меня настоящей француженкой.
Сказать по правде — я устал. Я устал быть один. Устал в одиночестве гулять по улицам.
Меня похоронили. Меня уже давно похоронили. Ты ходил ко мне каждую неделю. Ты всегда стучал в могилу, и я выходила оттуда. Глаза у меня были полны земли. Ты говорил: «Ты же так ничего не видишь» — и вынимал из глаз землю. А я тебе говорила: «Я всё равно не вижу. У меня ведь вместо глаз дыры».
Убеждена: не следует говорить в адрес любви, даже если она давно ушла, нехорошие слова. От этого прошлое не изменится. А твое собственное будущее может осложниться. Не понимаю тех, кто не умеет достойно расстаться, посылает вслед тому, кого любил, скверные слова... Когда мне бывало особенно тяжело, я защищалась от своих бед... одиночеством. В моей жизни был период, когда я однажды просидела десять часов под дождем в лодке, решая, как мне дальше жить. Впрочем, разве это одиночество? Это передышка перед очередным рывком в жизни, состояние, когда ты остаёшься наедине с собой и Богом. Актриса, не познавшая любовь и горькое одиночество, никогда не будет искренней на сцене.
Моя жизнь похожа на сырое полено, которое лежит среди других поленьев и загорелось от других дров и угля. Оно само не горит, оно лишь тлеет и чадит от чужого пламени и дыма.
Были крупные ошибки, о них жалею, но это скорее не ошибки — это судьба. Жалею, что был очень суров со своими друзьями. Кто-то вступил в партию, и я вычеркивал этого человека из рядов друзей навсегда. Или поступок совершил какой-то нехороший — я не прощал, а нужно было прощать.