Это моя история, даже если это скучная, дурацкая, унылая история, не ведающая о своём значении и о многочисленных неиспользованных счастливых вариантах.
Первое условие жизни — вечно желать, иначе жизнь прекратится.
Это моя история, даже если это скучная, дурацкая, унылая история, не ведающая о своём значении и о многочисленных неиспользованных счастливых вариантах.
Я не имею ни малейшего понятия, что я делаю. Я смотрю вокруг и все знают, куда они идут или чего хотят. Я потерян.
Чем больше времени человек живет в монастыре, тем труднее ему уйти, поскольку сама личность человека погружается в эту среду: с определенными эмоциями, убеждениями, мировоззрением, отношениями. Жизнь «в миру», если она была, постепенно забывается, становится чем-то нереальным.
Такие значимые личности, особенно женщины, приходят в этот мир раз в столетие. Их надо ценить.
Если ты не можешь посмеяться над собой, значит ты слишком правильный и твоя жизнь слишком скучна.
До сих пор он просто жил, теперь пришла пора подвести итоги этой жизни. Что же осталось от того неистового порыва, который вечно толкал его вперед, от той неуловимой, но созидательной поэзии, которой было преисполнено его существование? Ничего, кроме голой истины, а уж она-то не имеет ничего общего с поэзией. Все мы с самого рождения носим в себе множество несхожих существ, массу переплетенных между собою, но неслиянных зачатков личности и лишь перед самым концом угадываем, что же из них было нашим подлинным «я».
Я — черная вдова в трауре по своей жизни. Всю мою жизнь меня оставляли лежать — забытую, пыльную, как старый башмак, или использовали как орудие для приведения дома в порядок и контроля за слугами. Но я вижу смысл своего существования совсем иначе, он нерешительно мерцает где-то в моем внутреннем мраке: я — чехол, оболочка для пустого внутреннего пространства.
Мы способны меняться. Если человек осознает, что вёл себя скверно, он становится лучше. Мы свободны, Карим, свободны!
Выйдя из университета, я жил некоторое время в Петербурге, покамест ничем не занятый и, как часто бывает с молокососами, убежденный, что в самом непродолжительном времени наделаю чрезвычайно много чего-нибудь очень замечательного и даже великого.