Клайв Стейплз Льюис. Хроники Нарнии. Конь и его мальчик

Другие цитаты по теме

— Добро пожаловать, сын.

— Увы, господин мой, я не сын Твой, я слуга Таш.

— Дитя, всё, что ты отдавал Таш, ты отдавал Мне.

— Господин, разве правду сказал Обезьян, что Таш и Ты — одно и то же?

— Это ложь. Не потому что она и Я это одно, но потому, что мы — противоположное. Я беру на себя то, что ты отдавал ей, ибо Я и она настолько различны, что служение Мне не может быть отвратительным, а служение ей — отвратительно всегда. Если кто-то клянется имеем Таш и сдержит клятву правды ради, это Мною он клятся, того не зная, и Я отвечу ему. Если же кто совершит жестокость именем Моим, и скажет «Аслан» , он служит Таш и Таш примет его дело. Ты понял, дитя?

— Господин, ты знаешь, что я понял. Я искал Таш все мои дни.

— Возлюбленный, если бы твоё желание было не ко Мне, ты не искал бы так долго и так искренне, ибо искренне идущий — всегда находит.

— Другие тебя тоже увидят? — спросила Люси.

— Поначалу определенно нет, — сказал Аслан. — Позже; смотря по обстоятельствам.

— Но они же мне не поверят! — воскликнула Люси.

— Это не важно, — отвечал Аслан.

— Ой-ой, — запричитала Люси. — А я так радовалась, что тебя нашла. Я думала, ты позволишь мне остаться. Думала, ты зарычишь, и все враги ужаснутся — как раньше. А теперь всё так страшно.

— Тебе трудно понять, малютка, — сказал Аслан, — но ничто никогда не происходит так, как уже было.

— Аслан, — пролепетала Люси, — ты вырос...

— Ты стала старше, дитя мое, вот и я вырос, — отвечал Лев.

— Но ты не постарел?

— Нет. Но чем старше ты становишься, тем больше я делаюсь.

Если боги в силах изменить прошлое, почему они не меняют его хотя бы иногда из жалости к нам?

От того, что ты за человек и откуда смотришь, зависит, что ты увидишь и услышишь!

Дело в том, что Ведьмарка знает о Великом Заклятье, но понятия не имеет о Величайшем. Ее знания простираются до самого Начала Времен. Но когда бы она могла заглянуть чуть дальше, в недвижимую тьму Предначального, она постигла бы иные Заклятья. Она узнала бы Закон: коль скоро кто не повинный в измене добровольно принесет себя в жертву вместо изменника, Жертвенный Стол сокрушится и сама Смерть отступит.

Однако, отвечая да, Дигори думал о своей матери, и о своих надеждах, и об их крахе и потому все таки прибавил, глотая слезы, едва выговаривая слова:

— Пожалуйста... вы не могли бы... как-нибудь помочь моей маме?

Тут, с горя он в первый раз посмотрел не на тяжелые лапы льва..., а на лицо... и несказанно удивился. Он увидел, что львиные глаза полны сверкающих слез, таких больших, словно лев горюет о маме больше, чем он сам.

— Сын мой, сынок, я знаю. Горе у нас большое. Только у тебя и у меня есть горе в этой стране. Будем же добры друг к другу.

Что поделаешь! Когда ты долго был рабом, трудно бороться со своими желаниями.

— Тебе трудно понять, малютка, — сказал Аслан, — но ничего никогда не происходит так, как уже было.