Вера Полозкова

Они уйдут.

А если не захотят уйти сами — ты от них уйдешь. Чтобы не длить ощущение страха. Чтобы не копить воспоминаний, от которых перестанешь спать, когда они уйдут. Ведь самое страшное — это помнить хорошее: оно прошло, и никогда не вернется.

А чего ты хотела. Ты все знала заранее.

Чтобы не ждать. Чтобы не вырабатывать привычку.

Они же все равно уйдут, и единственным, что будет напоминать о мужчинах в твоей жизни, останется любимая мужская рубаха, длинная, до середины бедра — можно ходить по дому без шортов, в одних носках.

И на том спасибо.

Да, да, это можно даже не повторять себе перед зеркалом, все реплики заучены наизусть еще пару лет назад — без них лучше, спокойнее, тише, яснее думается, работается, спится и пишется. Без них непринужденно сдаются сессии на отлично, быстро читаются хорошие книги и экономно тратятся деньги — не для кого строить планы, рвать нервы и выщипывать брови.

И потом — они все равно уйдут.

Ты даже не сможешь на них за это разозлиться.

Ты же всех их, ушедших, по-прежнему целуешь в щечку при встрече и очень радуешься, если узнаешь их в случайных прохожих — и непринужденно так: здравствуй, солнце, как ты. И черта с два им хоть на сотую долю ведомо, сколько тебе стоила эта непринужденность.

Но ты им правда рада. Ибо они ушли — но ты-то осталась, и они остались в тебе.

13.00

Другие цитаты по теме

Через год вы случайно столкнетесь в городе где-то и обнаружите себя вчетверо более чужими, чем в самую первую встречу.

Воинам грехи отпущены наперёд.

Им не увидеть больше родимой Спарты.

Я отдала долги. Я открыла карты.

И потому меня больше никто не ждет.

Мы убить могли бы — да нет не те уже.

Все-таки циничные. И свободные.

В том, как люто девушки любят девушек -

Что-то вечно чудится безысходное.

И они никогда не осуществляют встреч –

А на сэкономленные отапливают полмира.

Ему скопленной нежностью плавить льды, насыпать холмы,

Двигать антициклоны и прекращать осадки.

Ей на вырученную страсть, как киту-касатке,

Уводить остальных от скал, китобоев, тьмы.

Полно, деточка, не ломай о него ногтей.

Поживи для себя, поправься, разбогатей,

А потом найди себе там кого-нибудь без затей,

Чтоб варить ему щи и рожать от него детей,

А как всё это вспомнишь – сплевывать и креститься.

Мол, был месяц, когда врубило под тыщу вольт,

Такой мальчик был серафический, чайльд-гарольд,

Так и гладишь карманы с целью нащупать кольт,

Чтоб когда он приедет,

было чем

угоститься.

Истина открывается как разрыв, как кровотечение — и ни скрыть, ни вытерпеть, ни унять.

Препарирую сердце, вскрывая тугие

мембраны.

Вынимаю комки ощущений и иглы эмоций.

Прежних швов не найти — но я вижу и

свежие раны.

Ножевые и рваные — Господи, как оно

бьётся?..

Всех навыков – целоваться и алфавит.

Не спится. Помаюсь. Яблочко погрызу.

Он тянет чуть-чуть, покалывает, фонит –

Особенно к непогоде или в грозу.

Ночь звякнет браслетом, пряжечкой на ремне.

Обнимет, фонарным светом лизнет тоска.

Он спит – у его виска,

Тоньше волоска,

Скользит тревога не обо мне.