Зато теперь я знал, что мне делать, ибо как раз перед страшными событиями мною овладевает большая решительность.
Мне показалось, будто с каждым вдохом его впалой груди вздымается твердый свод звездного неба.
Зато теперь я знал, что мне делать, ибо как раз перед страшными событиями мною овладевает большая решительность.
Мне показалось, будто с каждым вдохом его впалой груди вздымается твердый свод звездного неба.
Да, вы правы, такую ночь нельзя проспать в постели. Представьте себе, сколько счастливых мыслей душишь одеялом, когда спишь один в своей постели, и сколько несчастных снов согреваешь им.
Как ни работай, все равно не заслужишь права претендовать на то, чтобы все относились к тебе с любовью, напротив, становишься одиноким, для всех чужим, и — всего лишь объектом любопытства.
Не поможет вам ни бесчестье, ни измена или отъезд в дальние страны. Вам придется себя убить.
Достаточно трудно целый день владеть собой. Для того мы и спим, чтобы подкрепиться для этого труда, а если мы не спим, то с нами нередко случаются нелепые вещи, но было бы невежливо со стороны наших спутников громко этому удивляться.
Я сержусь, когда веду себя неподобающе, а когда кто-нибудь другой ведет себя плохо, я радуюсь.
Ведь мое несчастье — это несчастье зыбкое, несчастье, зыблющееся на острие, и если дотронуться до него, оно падет на расспрашивающего.
Сейчас ночь, и никто завтра не упрекнет меня за то, что я скажу сейчас, ибо это могло быть сказано во сне.
А разве мы не должны сохранять расположение речи к нам, чтобы вообще сохранить ее, питающую такое причудливое пристрастие к каше наших мозгов?
... разве мы не совершенно независимы в своем разговоре, если стремимся не к какой-то цели и какой-то истине, а только к шутке и развлечению?