... король рыдает от радости, трубы трубят, нянька пьяна...
Это было состояние припадочной похотливости, которая бы льстила моему самолюбию, если бы не обостряла так мою ревность.
... король рыдает от радости, трубы трубят, нянька пьяна...
Это было состояние припадочной похотливости, которая бы льстила моему самолюбию, если бы не обостряла так мою ревность.
Иногда я во сне покушаюсь на убийство. Но знаете, что случается? Держу, например, пистолет. Целюсь, например, в спокойного врага, проявляющего безучастный интерес к моим действиям. О да, я исправно нажимаю на собачку, но одна пуля за другой вяло выкатываются на пол из придурковатого дула. В этих моих снах у меня лишь одно желание – скрыть провал от врага, который, однако, медленно начинает сердиться.
Современные наши понятия об отношениях между отцом и дочерью сильно испакощены схоластическим вздором и стандартизированными символами психоаналитической лавочки.
Сильно дыша сквозь напряженные чёрные ноздри, он удручённо потряс головой, одновременно тряся мою руку; затем, высказывая изысканную светскость и джентльменскую широту, предложил оплатить расходы похоронного бюро. Он ожидал, что я откажусь. С пьяным благодарственным всхлипом я принял его предложение. Не веря своим ушам, он раздельно повторил сказанное, и я снова его поблагодарил, ещё горячее, чем прежде.
Мой мир был расщеплен. Я чуял присутствие не одного, а двух полов, из коих ни тот, ни другой не был моим.
Всегда есть наслаждение в кружевной вуали, сквозь которую глаза, знакомые только тебе, избраннику, мимоходом улыбаются тебе одному...
Она одевала свою уязвимость в броню дешёвой наглости и нарочитой скуки, между тем как я, пользуясь для своих несчастных учёных комментариев искусственным тоном, от которого у меня самого ныли последние зубы, вызывал у своей аудитории такие взрывы грубости, что нельзя было продолжать, о, моя бедная, замученная девочка.
Такая она была добренькая, эта Рита, такая компанейская, что из чистого сострадания могла бы отдаться любому патетическому олицетворению природы — старому сломанному дереву или овдовевшему дикобразу.