Увы, так всегда бывает. Один любит, а другой разрешает, чтобы его любили.
Она любила его теперь совсем по-другому — ведь он заставил её страдать.
Увы, так всегда бывает. Один любит, а другой разрешает, чтобы его любили.
Он чувствовал, что никогда не преодолеет своей страсти, но при этом знал, что время излечивает все
Слепое преклонение перед чужим авторитетом сводит человека на нет; на свете и так слишком много идолопоклонства.
Человек куда больше учится на ошибках, которые делает по собственной воле, чем на правильных поступках, совершённых по чужой указке.
О Господи, всегда одно и тоже! Если хочешь, чтобы мужчина хорошо к тебе относился, веди себя с ним как последняя дрянь; а если ты с ним обращаешься по-человечески, он из тебя вымотает всю душу.
Сам того не понимая, он приобрёл прекраснейшую привычку на свете — привычку читать; он и не подозревал, что нашёл самое надёжное убежище от всяческих зол; не знал он, правда, и того, что создаёт для себя вымышленный мир, рядом с которым подлинный мир может принести ему только жестокие разочарования.
Нужда делает человека мелочным, жадным, завистливым, калечит душу и заставляет видеть мир в уродливом и пошлом свете. Когда вам приходится считать каждый грош, деньги приобретают чудовищное значение: нужно быть обеспеченным, чтобы относиться к деньгам так, как они этого заслуживают.
Когда великое открытие уже сделано, мир удивляется, как его не признали сразу, но даже на тех, кто поверил в новую истину, она поначалу не оказывает существенного влияния.
То, что здесь происходило, нельзя было, в сущности говоря, назвать ни трагедией, ни комедией. Это вообще было трудно как-нибудь назвать, такая была тут смесь самых разных противоречий — и смех и слезы, и радость и горе, томительная скука и самый живой интерес (все зависело от того, как на это посмотреть), столько было здесь кипучей жизни — страсти, глубокого смысла, смешного и печального, пошлого простодушия и душевной сложности, были тут и счастье и отчаяние, материнская любовь и любовь мужчины к женщине; по этим кабинетам влачило свои тяжкие стопы сладострастие, бичуя без разбора и виновных и невиноватых, беспомощных жен и беззащитных детей; пьянство порабощало мужчин и женщин, заставляя их платить роковую дань; смерть наполняла эти комнаты своими вздохами; в них слушали биение зарождающейся жизни, наполняя душу какой-нибудь бедной девушки стыдом и отчаянием. Тут не было ни добра, ни зла. Одна только действительность. Жизнь.