А я стою, чего-то жду,
А музыка играет и играет.
Безумно я люблю девчонку ту,
Которая меня не замечает.
Остановите музыку,
Остановите музыку
Прошу вас я,
Прошу вас я:
С другим танцует девушка моя!
А я стою, чего-то жду,
А музыка играет и играет.
Безумно я люблю девчонку ту,
Которая меня не замечает.
Остановите музыку,
Остановите музыку
Прошу вас я,
Прошу вас я:
С другим танцует девушка моя!
Любимый мой дворик,
Ты очень мне дорог,
Я по тебе буду скучать!
И будут мне сниться
Моих друзей лица,
Скорее дай руку и прощай.
Дарю сразу всем
Хоккейный свой шлем,
Быстроногий свой
Велосипед,
И транзистор, что порой
Включал чуть свет.
Сейчас допою и вам
Гитару свою отдам,
Вспоминайте обо мне
Хоть иногда.
Знаешь, Тило, что самое грустное в мире? Когда обнимаешь кого-то, кого очень сильно любил, так любил, что одно воспоминание о нем озаряло душу светом, и чувствуешь — нет, не ненависть, она уже что-то значит — холод, заполняющий все внутри, и знаешь, что можешь продолжать обнимать, а можешь убрать руки и уйти, и не будет никакой разницы.
— Простите... Я немного увлечен... Но быть осмеянным?
— Но в чём?
— В моей любви.
— Но кем же?
— Вами. Ведь я же не слова... я то, что за словами... Всё то, чем дышится... бросаю наобум... Куда-то в сумрак... в ночь...
Я, конечно, не хочу сказать, что ум и печаль – это гири, которые не позволяют нам воспарить над нашей жизнью. Но, видно, это тяжелое, как ртуть, вещество с годами заполняет пустоты в памяти и в душе.
Те самые пустоты, которые, наполнившись теплой струей воображения, могли бы, подобно воздушному шару, унести нас в просторы холодного весеннего ветра.
Не знаю, какой диагноз ставят врачи человеку, который не мерзнет тогда, когда должен мерзнуть.
... Мы, люди, изначально отнюдь не были предназначены для жизни с такой лихорадочной скоростью; мы словно вечно убегаем от преследования, словно вечно за чем-то гонимся, что-то хватаем и тут же бросаемся вдогонку за следующей вещью; мы бегаем, точно лабораторные крысы по лабиринту...
— Прости. Дождь такой сильный. Я тебя плохо слышу.
— Как я и думала, меня становится тяжело услышать.
— Пока говоришь ты, неважно, как медленно ты будешь говорить, я всё равно буду слушать. И если ты захочешь идти, неважно, как медленно, я буду идти с тобой.