Дуглас Коупленд. Жизнь после Бога

Пока ты молод, тебе всегда кажется, что жизнь еще не началась, что «жизнь» запланирована на следующую неделю, следующий месяц, следующий год, после каникул — когда-нибудь. Но вдруг ты понимаешь, что уже не молод, а запланированная жизнь так и не наступила.

11.00

Другие цитаты по теме

Когда ты молод, ты думаешь, что ничто не может причинить тебе боль. Все равно, что быть непобедимым. Вся жизнь еще впереди, когда у тебя большие планы. Большие планы найти свою половинку, которая дополняет тебя... но, повзрослев, понимаешь, что не всегда всё так просто. Но не до конца жизни, пока не поймешь, что твои планы были такими простыми. Потому что в конечном итоге ты оглядываешься назад, вместо того чтобы смотреть вперед и тебе хочется верить, что ты правильно распорядился своей жизнью. Хочется верить, что ты оставил что-то хорошее после себя. И ты хочешь, чтобы это было чем-то значимым.

(Иногда в молодости ты думаешь, что тебе ничто не навредит, ты вроде как неуязвимый, вся жизнь впереди, и у тебя большие планы, очень большие: найти свою вторую половину, ту, с кем тебе суждено было быть, но когда ты взрослеешь, ты понимаешь, что все не так просто, вероятно, лишь к концу жизни ты поймешь, что планы, которые ты строил — это всего лишь планы, но в конце пути, когда ты оглядываешься назад, тебе хочется верить в то, что ты использовал все возможности, которые у тебя были, тебе хочется верить в то, что после тебя осталось что-нибудь хорошее, тебе хочется, чтобы жизнь не была напрасной.)

Я призадумался. И вот о чем: я думал о том, что всякий день каждый из нас переживает несколько кратких мгновений, которые отзываются в нас чуть сильнее, чем другие,— это может быть слово, застрявшее в памяти, или какое-то незначительное переживание, которое, пусть ненадолго, заставляет нас выглянуть из своей скорлупы,— допустим, когда мы едем в гостиничном лифте с невестой в подвенечном наряде, или когда незнакомый человек дает нам кусок хлеба, чтобы мы покормили плавающих в лагуне диких уток, или когда какой-нибудь малыш заводит с нами разговор в «Молочном Королевстве», или когда происходит случай вроде того, с машинами, похожими на сахарные драже, на бензозаправке в Хаски.

И если бы мы собрали эти краткие мгновения в записную книжку и взглянули на них через несколько месяцев, то увидели бы, что в нашей коллекции намечаются некие закономерности — раздаются какие-то голоса, которые стараются зазвучать нашей речью. Мы поняли бы, что живем совершенно другой жизнью, о которой даже не подозревали. И возможно, эта другая жизнь более важна, чем та, что мы считали реальной,— дурацкий будничный мир, меблированный, душный и пахнущий железом. Так что, может быть, именно из этих кратких безмолвных мгновений и состоит подлинная цепочка событий — история нашей жизни.

Но ведь в жизни так сплошь и рядом: самые принципиальные решения типа «кем быть?» принимает восемнадцатилетний остолоп, который ни хрена в жизни не смыслит!

Порой мне хочется уснуть, погрузиться в туманный мир сновидений и не возвращаться больше в этот наш реальный мир. Порой я оглядываюсь на свою жизнь и удивляюсь тому, как мало доброго я сделал. Порой я остро чувствую, что где-то должен быть другой путь, по которому можно уйти от того человека, каким я стал — против своей воли или по неосмотрительности.

... Представь себе швейцарский сыр: если дырки в нём станут слишком большими, то он перестанет быть швейцарским сыром — он попросту станет... ничем. Похоже, со мной происходит то же самое. Я становлюсь ничем. И да, это страшно.

Думаю, человек может представить себе только срок длиной в жизнь, не больше.

Думаю, человек может представить себе только срок длиной в жизнь, не больше.

Когда-то давно мы о жизни мечтали светло и возвышенно,

слова, словно юные девушки, к нам забегали в дома,

манили, белея собой, под кружевами и вышивками,

нам руки протягивали, кружились, скользя по губам,

смотрели в глаза, убеждали, дороги нашептывали,

давали дотронуться взглядом до незнакомых надежд,

а мы — отставали от них, становились судьбы своей собственниками

и взрослели, и землю утаптывали с необратимой неспешностью

малых удач, поражений, сезонных печалей.

Блаженством было дожить до рассвета, но встретить его молодым – настоящее счастье.