Власть — это сражение между людьми.
Свобода состоит не в том, чтобы в государстве никогда не возникали неудовольствия и жалобы, а в том, чтобы они свободно выслушивались, серьезно обсуждались и быстро устранялись.
Власть — это сражение между людьми.
Свобода состоит не в том, чтобы в государстве никогда не возникали неудовольствия и жалобы, а в том, чтобы они свободно выслушивались, серьезно обсуждались и быстро устранялись.
Я хотел бы, чтобы артисты получили власть над этой планетой. Они – единственные, кто способен хоть что-то сделать. Как можно доверять этим ***ским политикам наши жизни?
Ради одного, уже принятого самой властью, решения государство потратило астрономические суммы на информационное просвещение населения, бумагу и обустройство штабов, где эшенлендцы «отдавали свой голос». Тогда в последний раз люди поверили в то, что их мнение имело чрезвычайно важное значение для Эшенленда. При этом, никто из них не понимал, для чего это нужно.
Обманчиво легкий распад Варшавского договора становится ложным подтверждением ненужности альтернативы как вовне, так и внутри страны. С этого времени исчезает мысль о ней. Ее заменяет мысль о власти — не о лидере в западном понимании этого слова, а о носителе, концентрате ее. И все споры сводятся к тому, нужно ли ему дать больше власти или меньше, причем государственная она или нет, тоже не обсуждается. Конечно, были ученые, которые об этом думали, но их не было в публичном поле.
Здесь наиболее ярко выступали сторонники идеи «больше власти президенту». Каждая проблема рассматривалась как проблема недостатка власти. Тогда и появляется присказка, постоянно повторявшаяся в 90-е годы: «пора бы власть употребить». И только зануда мог риторически вопрошать: «Что вы понимаете под властью?» С ним бы просто не стали разговаривать.
Тогда же экономические реформы и концепции рынка съежились до простой и понятной идеи «хозяина». Нужен хозяин и нужна власть — так почему бы не объединить все это? Власть должна быть у хозяина. И у него должно быть много власти.
Наш премьер-министр хочет править, как Сталин, а жить, как Абрамович. Но так не получится.
Ни в коем случае я не ставлю себя в число тех, которые хотят властвовать. Трудное дело — добывать для себя самого, что нужно; но лишь совершенный безумец может, не довольствуясь этим, налагать на себя еще новое бремя — доставлять всем гражданам, что им нужно.
Под конец жизни разглядел тот факт, что сейчас среди художников преобладает юмор, а не сатира, и сделал вывод: «Наверное, у нас опять боятся власти».
... мир схватила за горло некая ужасная всесильная рука. Что она грозит задушить землю. Ее цель — абсолютное владычество, ее средство — неослабная хватка. Эта рука навязала людям свой закон. Его суть — деспотичное потворство, его голос — хруст долларовых бумажек. Торговцы вырядились военными и впервые в истории заполонили всю планету. Но это — последнее нашествие.