Жорж Санд. Леоне Леони

Другие цитаты по теме

«Как-то отец сказал что-то такое, что я заплакала. И сразу же он начал высмеивать меня. Он изображал, как я плачу и говорил: «Смотрите на эту уродину. Чтобы я этого не видел». Он говорил мне, что я отвратительна и чтобы я прекратила распускать нюни».

В результате Джеки перенесла в свою взрослую жизнь ощущение одиночества и изоляции в стрессовых ситуациях. Вместо того, чтобы искать утешения, она научилась обвинять себя, что еще больше обострило ее боль. Джеки попала в ловушку модели самонаказания в моменты душевной боли. Она перехватывала у отца эстафету. Она стала своим самым заклятым врагом.

Одним из разрушительных последствий этого во взрослой жизни Джеки стало то, что она любой ценой избегала любых болезненных решений или столкновений. Однако взрослые должны делать иногда выбор, например, пересмотр или завершение болезненных взаимоотношений, что обязательно сопряжено с душевной болью. Если избегать этих выборов, боль отягощается самообвинениями и самонаказаниями.

Угнетатели страдают больше угнетенных. Палачи — жалкие грешники, которые искупают в этой жизни преступления, совершенные ими в прошлых воплощениях, и которых Бог обрек за это быть злыми, — пытка, в тысячу раз более жестокая, нежели та, которую испытывают их невинные жертвы.

— Я в шоке. Как ему это удаётся? Пап, ты же всю жизнь его знаешь? Как ты можешь ему проигрывать?

— Его эмоции противоречат его действиям. Я не знаю как он это делает, но у меня не получается разработать тактику игры против него.

– Он меня разгромил, Книш. Я проиграл всё: деньги на чёрный день, на учёбу. Всё…

– Так с каждым бывает время от времени… Ты скоро снова вернёшься к игре…

– Нет, с меня хватит! Я завязываю.

— Что с тобой? Испугался молний?!

— Я не в восторге от того, что за ними последует.

Человек, который приносит домой хворост, кишащий муравьями, не должен жаловаться, если к нему в дом повадятся ящерицы.

Он думал, что быть любимым наперекор людям и судьбе куда почетнее и радостнее, нежели добиться без труда и риска законной привязанности.

Нет ничего более грустного и жалостного в мире, чем крестьянин, который умеет лишь молиться, петь, работать, и который неспособен мыслить. Его молитва — это тупо повторяемый набор слов, который не имеет никакого смысла для его состояния духа. Его труд — это работа для мышц, которую ни один проблеск интеллигенции не в состоянии облегчить. Его песня — это выражение бесцветной меланхолии, которая подавляет его. Если бы не тщеславие, которое время от времени пробуждает в нем желание потанцевать, праздничные дни он посвятил бы сну.