Не знаю, Беневский, как по-вашему, а обычно старым друзьям верят больше, чем новым.
Свобода — для избранных. Для тех, кто не воюет ни с кем и одновременно воюет со всем миром.
Не знаю, Беневский, как по-вашему, а обычно старым друзьям верят больше, чем новым.
Свобода — для избранных. Для тех, кто не воюет ни с кем и одновременно воюет со всем миром.
— Люди ведь не меняются, Клод?
— Немного все же меняются, — он то и дело оглядывался через плечо, всего ожидая от Моник. — Умнеют, вот как. Не все, не всегда... Только те, кому повезет.
Счастье — это что-то другое. Красивый закат на море, например. Его воровать не нужно, он один на всех.
Есть такие люди с лицами, искренними, что ли. Захочет такой человек что-нибудь скрыть, а ты по его лицу все прочтешь.
Опьянение боем — это прекрасно, только у каждого опьянения есть и оборотная сторона — похмелье.
А вы уверены, что именно вы вершите судьбу человечества? — Клод усмехнулся Бенёвскому в лицо. — Знаете, после некоторых событий в моей жизни я сильно сомневаюсь, что к судьбе человечества имеют какое-то отношение люди.
Но дружба это тоже своего рода вера, особенно для тех, кто не очень верит во что-то ещё