И у мертвых, безгласных,
Есть отрада одна:
Мы за родину пали,
Но она —
Спасена.
И у мертвых, безгласных,
Есть отрада одна:
Мы за родину пали,
Но она —
Спасена.
День Победы, День Победы
Подарили нам наши деды!
И как бы нам достойно так прожить,
Чтобы внукам, что-то тоже подарить?
Но на свете такие есть вещи,
Ради которых хочется жить!
Также думали и ветераны,
И шли на фронт, чтобы нас защитить:
Это Питера Белые ночи,
Красота Золотого кольца,
Это звон колокольный над Волгой,
Которой не видно конца!
Чтоб мы слышали каждую осень
Над полями крик журавлей,
Чтоб мы стали в фигурном катании
Впереди планеты всей!
Чтоб ходили бы дети в школу
От Архангельска и до Курил,
И Гагарин был в космосе первым,
Ростропович бы мир покорил!
Чтоб мы были хоккейной державой,
И наш балет во всём мире любим,
Чтобы гордость переполняла,
Когда слышишь российский гимн!
И «Кавказская пленница» точно
Не вышла б на телеэкран
Не спел своих песен Высоцкий –
Спасибо вам за всё, Ветераны!
Куда уходят эти воины,
Спроси надолго?
Пешим из Сибири за величавую Волгу.
Пробьет слеза — если это всё напрасно,
Ведь за твоё счастье мы умереть счастливы!
Никогда не начинай войну, если не уверен, что при победе выиграешь больше, чем потеряешь при поражении.
Светило солнышко и ночью и днем.
Не бывает атеистов в окопах под огнем.
Добежит слепой, победит ничтожный...
Такое вам и не снилось!
— И мир — благо, и война — благо, если она победоносная, — сказал Перикл. — Победоносная война — большее благо, чем мир. В годы мира мы расслабляемся, теряем боевой опыт, умение защищаться и наступать. Война собирает нас в кулак, держит в полной боевой готовности и, будучи победоносной, приносит добычу.
Из записной потертой книжки
Две строчки о бойце-парнишке,
Что был в сороковом году
Убит в Финляндии на льду.
Лежало как-то неумело
По-детски маленькое тело.
Шинель ко льду мороз прижал,
Далеко шапка отлетела.
Казалось, мальчик не лежал,
А все еще бегом бежал
Да лед за полу придержал...
Среди большой войны жестокой,
С чего — ума не приложу,
Мне жалко той судьбы далекой,
Как будто мертвый, одинокий,
Как будто это я лежу,
Примерзший, маленький, убитый
На той войне незнаменитой,
Забытый, маленький, лежу.
Не следует начинать сражения или войну, если нет уверенности, что при победе выиграешь больше, чем потеряешь при поражении.
Всё сложней, чем плоть и кровь
Есть что-то больше, чем любовь,
Чем победа в такой войне,
Но я боюсь, что это не по мне.
Вадим Кастрицкий — умный, талантливый, тонкий парень. Мне всегда с ним интересно, многому я у него научился. А вот вытащил бы он меня, раненого, с поля боя? Меня раньше это и не интересовало. А сейчас интересует. А Валега вытащит. Это я знаю... Или Сергей Веледницкий. Пошел бы я с ним в разведку? Не знаю. А с Валегой — хоть на край света. На войне узнаешь людей по-настоящему. Мне теперь это ясно. Она — как лакмусовая бумажка, как проявитель какой-то особенный. Валега вот читает по складам, в делении путается, не знает, сколько семью восемь, и спроси его, что такое социализм или родина, он, ей-богу ж, толком не объяснит: слишком для него трудно определяемые словами понятия. Но за эту родину — за меня, Игоря, за товарищей своих по полку, за свою покосившуюся хибарку где-то на Алтае — он будет драться до последнего патрона. А кончатся патроны — кулаками, зубами... вот это и есть русский человек. Сидя в окопах, он будет больше старшину ругать, чем немцев, а дойдет до дела — покажет себя. А делить, умножать и читать не по складам всегда научится, было б время и
желание...