Я был холодным и твёрдым, я был мостом, я лежал над пропастью.
У меня нет интереса к литературе, литература — это я сам, это моя плоть и кровь, и быть другим я не могу.
Я был холодным и твёрдым, я был мостом, я лежал над пропастью.
У меня нет интереса к литературе, литература — это я сам, это моя плоть и кровь, и быть другим я не могу.
Я не нытик, но в самом деле, если ты совершенно одинок, то уже большое счастье, когда кто-нибудь наконец тебя слушает.
Будь я посторонним человеком, наблюдавшим за мной и за течением моей жизни, я должен был бы сказать, что все должно окончиться безрезультатно, растратиться в беспрестанных сомнениях, изобретательных лишь в самоистязании. Но, как лицо заинтересованное, я — живу надеждой.
Когда я не пишу, я чувствую только усталость, печаль и тяжесть на душе; когда пишу, меня терзает беспокойство и страх.
Такое ощущение, будто меня связали, и одновременно другое ощущение, будто, если бы развязали меня, было бы еще хуже.
Бывают такие моменты, когда боль до того сильна, что невозможно дышать. Природа придумала хитрый механизм и неоднократно испытала его. Ты задыхаешься, инстинктивно пытаешься справиться с удушьем и на миг забываешь о боли. Потом боишься возвращения удушья и благодаря этому можешь пережить горе. Там, возле могилы, я не мог дышать. Там это случилось со мной впервые.