Джон Фаулз. Мантисса

С минуту в комнате стоит напряжённая тишина; затем от двери раздаётся звук, не поддающийся передаче с помощью алфавита — греческого или английского, не важно: что-то вроде «урргхх» или «арргхх», одновременно очень глубокого и более высокого тона; может показаться, что кому-то медленно режут горло или у кого-то выжигают душу; что чьё-то терпение выходит за пределы всяческого терпения, боль — за пределы нестерпимой боли. Звук раздаётся близко, но в то же время будто бы исходит из самых дальних глубин Вселенной, исторгнут из запредельной и в то же самое время глубочайшей внутренней сути одушевлённого существа, из самой сути его страдания.

0.00

Другие цитаты по теме

Нежности в тебе — как в том долбанном кактусе.

Всё, на что ты способна, — это диктовать. У меня столько же прав на собственные высказывания, как у пишущей машинки.

Дело в том, что я чувствую, как ты становишься всё лучше и лучше — гораздо лучше меня — в умении быть невозможным.

Вы думаете, я ничего в мужчинах не понимаю. Должна вам сообщить, что мой самый первый любовник... да у него в ногте мизинца на ноге было больше сексуальности, чем у вас во всём вашем занудном теле! Или было бы, если бы у него был на ноге мизинец. Он не стал бы спокойно разглядывать груди Мисс Греции-тысяча девятьсот восемьдесят два! Тысяча девятьсот восемьдесят второй — до новой эры, разумеется.

Без нас кружился мир, без нас кружиться будет.

Вселенной всё равно, и больно только нам.

– А ты будешь моим миром?

– Буду, я буду твоим миром. Таким мирным и ярким.

– Такие миры не существуют. Иногда будет идти дождь, иногда мы будем ссориться, иногда будет больно. Но это не значит, что Вселенная исчезнет.

... душа человека имеет больше прав называться вселенной, чем собственно мироздание...

Если что-нибудь и может причинить ей боль, так это молчание; а я хотел, чтоб ей стало больно.

Вы думаете, я ничего в мужчинах не понимаю. Должна вам сообщить, что мой самый первый любовник... да у него в ногте мизинца на ноге было больше сексуальности, чем у вас во всём вашем занудном теле! Или было бы, если бы у него был на ноге мизинец. Он не стал бы спокойно разглядывать груди Мисс Греции-тысяча девятьсот восемьдесят два! Тысяча девятьсот восемьдесят второй — до новой эры, разумеется.

Я иногда думаю, что было бы гораздо лучше для нас обоих, если бы мы были совсем другими людьми.