Джон Фаулз. Мантисса

Другие цитаты по теме

Вы думаете, я ничего в мужчинах не понимаю. Должна вам сообщить, что мой самый первый любовник... да у него в ногте мизинца на ноге было больше сексуальности, чем у вас во всём вашем занудном теле! Или было бы, если бы у него был на ноге мизинец. Он не стал бы спокойно разглядывать груди Мисс Греции-тысяча девятьсот восемьдесят два! Тысяча девятьсот восемьдесят второй — до новой эры, разумеется.

По обеим сторонам от неё — ряды лиц, но вокруг — пустота, словно в чашку с культурой бактерий капнули антисептик. Ничей взгляд не загипнотизирован происходящим так, как её. Глаза её следят за теми двумя с таким напряжением, что даже сверкают. Лишь однажды она отводит взор, чтобы обозреть зловещим молниеносным взглядом ряды молчащих лиц слева, справа и напротив собственного лица. Так могли бы, оценивая, взирать на посетителей своих заведений алчный директор театра или мадам — хозяйка борделя.

Я ничего не имела бы против случайного беглого взгляда. Это ещё один из ваших недостатков. Вы никогда ничего не оставляете воображению.

Так чудесно — наконец обрести кого-то, кто понимает.

— Слушай, а почему бы тебе не взяться писать мемуары? Очень советую.

— Одно могу тебе сказать. Если я бы и взялась их писать, то лишь для того, чтобы поведать правду о таких, как ты. Если хочешь знать, отчего ты абсолютный ноль в сексе и почему обаяния у тебя как у корзины с грязным бельём, так это потому, что — подобно всем мужикам твоего склада — ты ни на йоту не приблизился к пониманию женского интеллекта.

Вы думаете, я ничего в мужчинах не понимаю. Должна вам сообщить, что мой самый первый любовник... да у него в ногте мизинца на ноге было больше сексуальности, чем у вас во всём вашем занудном теле! Или было бы, если бы у него был на ноге мизинец. Он не стал бы спокойно разглядывать груди Мисс Греции-тысяча девятьсот восемьдесят два! Тысяча девятьсот восемьдесят второй — до новой эры, разумеется.

— По крайней мере ты всё-таки кое-что для меня сделала. Я смог осознать, что эволюция совершенно сошла с ума, который и так-то был у неё далеко не в лучшей форме, когда вовлекла женщин в эволюционный процесс.

— И извлекла тебя из лона одной из них.

— За что вы вечно отыгрываетесь на нас, устраивая в отместку низкие и злобные трюки.

— А вы — невинные и белокрылые, славные своим неприятием насилия мужчины, ни сном ни духом ни о чём таком и представления не имели!

— Пока вы нас не обучили.

— Не молчи. Продолжай, не смущаясь. За тобой плотными рядами стоят твои сторонники с диагностированной и сертифицированной мужской паранойей.

Ему всегда нужны были другие люди, а мне, я думаю, всегда нужен был только он.

А может быть, к примеру, и то, что прежде всего ему самому нужно было как-то оправдаться перед собой, объяснить себе и другим, почему же все-таки так ничего и не получилось у него в обыденной, указанной человеку самой природой жизни, почему он потом до конца своих дней избегал женщин и почему под старость оказался один как перст. Потому, наверное, не получилось ничего, что между ним и ими, этими женщинами, всегда была холодная, непроницаемая стена их равнодушия, их неверия никому, а он был слишком слаб, слишком ненастойчив, чтобы достучаться в конце концов до того сокровенного, что было спрятано, он знал, в самой глубине их сердец.

В сутках двадцать четыре часа, а вершины своей чувство достигает лишь в редкие минуты.