Вот они, толстые ляжки,
Этой похабной стены.
Здесь по ночам монашки
Снимают с Христа штаны.
Вот они, толстые ляжки,
Этой похабной стены.
Здесь по ночам монашки
Снимают с Христа штаны.
— Отец, вы когда-нибудь испытывали сомнения по поводу веры? Подвергалась ли ваша вера испытанию? Ну, знаете, Господь нас всех сотворил, он смотрит на нас с небес и так далее. А потом явился Его сын, всех спас и все такое.
— Да.
— И после смерти мы попадаем на небеса.
— Да, и что же?
— Как раз с этим у меня и проблемы...
Наш брак основан на лжи, но также на лжи основаны другие прекрасные вещи как религия и история Америки.
Я никогда не даю советов в вопросах религии и брака: я не хочу, чтобы кто-нибудь терпел муки из-за меня на этом или на том свете.
В глубине души я очень религиозен; моя безнадёжность – в мыслях, что Бог мёртв, Христос – наркоман, а апостол Пётр потерял ключи от рая.
— Это вот и есть ведьма?
— По мне, не очень похоже.
— Священник сказал, она призналась.
— Мы оба прекрасно знаем, как церковь умеет убеждать.
— Это вот и есть ведьма?
— По мне, не очень похоже.
— Священник сказал, она призналась.
— Мы оба прекрасно знаем, как церковь умеет убеждать.
— Сержант Кулик по вашему приказанию явился.
— Являются только святые, сержант.
— Я не религиозна.
— Да? Жаль. Если ты христианка, можешь всем говорить, что делать. И тебя послушают, чтобы не задеть твои религиозные чувства, ведь это противозаконно.
Мы утверждаем, что Бог выше людских распрей. В подобных столкновениях мы почти всегда выбираем незыблемость Церкви. И в этом мы не одиноки. Ваши гуманитарные организации предпочитают сотрудничать с диктаторами, а не разоблачать их. Мы тоже. По сути, мы руководствуемся одними и теми же принципами. (...) Конечно, не стоит обвинять в пособническом молчании всех поголовно кюре и сотрудников гуманитарных миссий. Но ведь мы — служители Церкви Христовой, и у нас меньше оправданий. Ведь именно вера и знания, которые мы несем, и говорят о человеческом достоинстве, уважении, справедливости и милосердии. Прекрасные, но лишенные всякого смысла и не имеющие никакого отношения к реальности слова, ибо во имя туманного будущего и абстрактной вечности уже не одно десятилетие мы одобряем самые ужасные злодеяния, какие только можно вообразить.
Если я предположу, что между Землёй и Марсом вокруг Солнца по эллиптической орбите летает фарфоровый чайник, никто не сможет опровергнуть моё утверждение, особенно если я предусмотрительно добавлю, что чайник настолько мал, что не виден даже мощнейшими телескопами. Но если бы я затем сказал, что коль моё утверждение не может быть опровергнуто, то недопустимо человеческому разуму в нём сомневаться, мои слова следовало бы с полным на то основанием счесть бессмыслицей. Тем не менее, если существование такого чайника утверждалось бы в древних книгах, каждое воскресенье заучиваемых как святая истина, и осаждалось бы в умах школьников, то сомнение в его существовании стало бы признаком эксцентричности и привлекло бы к усомнившемуся внимание психиатра в эпоху просвещения или же инквизитора в более ранние времена.