Избави нас бог от тех, кто думает, что исполняет его волю.
Послушай себя. «Нам должны», «мы заслужили»... Брось, чувак, ты не бог. Чёрт, да даже бог — не бог!
Избави нас бог от тех, кто думает, что исполняет его волю.
Послушай себя. «Нам должны», «мы заслужили»... Брось, чувак, ты не бог. Чёрт, да даже бог — не бог!
— Вот я никак не въеду насчёт Бога.
— О чём ты говоришь?
— Если его нет, тогда ясно, почему с хорошими людьми случаются плохие вещи. Всё есть как есть. Нет ни причин, ни объяснений... Есть лишь ужасное, непредсказуемое зло. Это я понимаю. Это мне доступно. Но если он существует, что вообще с ним такое? В какой дыре он прячется, когда порядочных людей рвут в лоскуты? Как он может жить с этим? Почему он не помогает?
— Вот я никак не въеду насчёт Бога.
— О чём ты говоришь?
— Если его нет, тогда ясно, почему с хорошими людьми случаются плохие вещи. Всё есть как есть. Нет ни причин, ни объяснений... Есть лишь ужасное, непредсказуемое зло. Это я понимаю. Это мне доступно. Но если он существует, что вообще с ним такое? В какой дыре он прячется, когда порядочных людей рвут в лоскуты? Как он может жить с этим? Почему он не помогает?
— Ты помнишь двадцатый век? Думаешь, 21-ый будет лучше? Думаешь, Бог позволил бы всему этому свершиться, если бы был жив?
— О, да? А кто тогда придумал фокус с «Китайской корзинкой»?
Ты избранный. Это фигово, уж поверь. Без толку спрашивать: «Почему я?». Потому что ангелов это не волнует.
— Жаль, что мне пришлось пропустить это.
— Ты о чем?
— Каковы шансы увидеть собственные похороны?
— А ты чего жаждешь, Дин?
— Что?
— Ну, медленно, но верно все в этом городе становятся жертвой Голода, только на тебя он до сих пор не подействовал.
— Когда я хочу пить, я пью. Если хочу секса, я иду и беру. Захочу — получу бутерброд или драку.
— Значит... ты просто уравновешенный?
— Боже, нет. Я просто сыт.
— Амара забрала всю боль, она зажгла что-то во мне…
— Правда теперь ты убийца с топором.