Легко найти старушку в стрингах из флага. И сразу становится ясно, где скрыта наша гордость.
— Кто тут думает, что у нас порядок с образованием?
— Я!
— Спасибо, детка. «Я научилась читать!»
Легко найти старушку в стрингах из флага. И сразу становится ясно, где скрыта наша гордость.
— Кто тут думает, что у нас порядок с образованием?
— Я!
— Спасибо, детка. «Я научилась читать!»
Чуткий человек! Как-то его спросили, что он думает об однополых браках. И он сказал, что они тоже имеют право на несчастную семейную жизнь.
— Теперь все будут писать о том, как ты честен, как откровенен. Надеюсь твоя честность не повредит твоей язвительности?
— Сделаю шоу о голубых фермерах и назову «Початкососы».
— Чувак, я думал, что афганские ребята почти уговорили тебя возненавидеть Америку.
— Нет, чувак! Конечно, у Америки может быть много проблем, но это наш дом, это наша родина, наша команда. Если ты не поддерживаешь свою команду, пошёл к чёрту со стадиона!
Это восходит к временам Джонсона. Президента Джонсона. Он сказал, что обвинит оппонентов в сексуальных отношениях с животными. Помощник спросил: «А доказательства?». Он говорит: «Их нет, но я послушаю, как будут отрицать».
Если мы стремимся устоять среди абсурда, не подозревая при этом, что абсурд — это жизненный переход, отправная точка, экзистенциальный эквивалент методического сомнения Декарта Абсурд сам по себе есть противоречие. Он противоречив по своему содержанию, поскольку, стремясь поддержать жизнь, отказывается от ценностных суждений, а ведь жизнь, как таковая, уже есть ценностное суждение. Дышать — значит судить.
Этот Полифем жить не может без патриотизма. Без ноги он жить может, а вот без патриотизма у него не получается.