Я помню твой характер, и все твои привычки.
Я помню все твои капризы, и твое личико.
Я помню твои пальцы между своими пальцами.
Ты просила остаться, а мне так нравилось...
Я помню твой характер, и все твои привычки.
Я помню все твои капризы, и твое личико.
Я помню твои пальцы между своими пальцами.
Ты просила остаться, а мне так нравилось...
Привет, родная, ну как ты там? Вышла замуж.
По любви надеюсь, если да, то я порадуюсь.
А если нет, то наврала, тогда я сам признаюсь
Я тоже всем наврал, не счастлив, просто притворяюсь.
Под белым полотном бесплотного тумана,
Воскресная тоска справляет Рождество;
Но эта белизна осенняя обманна -
На ней ещё красней кровь сердца моего.
Ему куда больней от этого контраста -
Оно кровоточит наперекор бинтам.
Как сердце исцелить? Зачем оно так часто
Счастливым хочет быть — хоть по воскресным дням?
Каким его тоску развеять дуновеньем?
Как ниспослать ему всю эту благодать -
И оживить его биенье за биеньем
И нить за нитью бинт проклятый разорвать?
— Полжизни прошло, а мне нечем похвастаться. Нечем. Я словно отпечаток большого пальца на окне небоскреба. Я — пятно дерьма
на куске туалетной бумаги, которую вынесло в море вместе с миллионами тонн сточных вод.
— Видишь? Послушай, как ты выразил свою мысль. Как красиво и образно. 'Пятно дерьма, которое вынесло в море'. Я бы никогда так не написал.
— Да, я бы тоже. Кажется, это Буковски.
Мне на плечи кидается век-волкодав,
Но не волк я по крови своей,
Запихай меня лучше, как шапку, в рукав
Жаркой шубы сибирских степей.
Дик высунулся из окошка, но никого не увидел; судя по мелодии, это было религиозное песнопение, и ему, в его душевной опустошённости и усталости, захотелось, чтобы поющие помолились и за него — но о чём, он не знал, разве только о том, чтобы не затопила его с каждым днём нарастающая тоска.
Печально, но факт: чем меньше у нас денег, тем чаще мы хватаемся за бумажник.
Сэр! Это был мой бифштекс!
Поговори со мною, Ольга,
О том как дети растут
Скоро будет зима,
А ты останешься тут.
И на ёлках всё те же игрушки,
Что в прошлом году...
— Убив меня вы не разбогатеете!
— Но удовольствие получим.
Коснётся рукою жемчужной,
Фиалками глаз ворожит -
И маятник никнет, ненужный,
И время, жестокое, спит.
Молчания я не нарушу,
Тебе отдаю я во власть
Мою воспалённую душу,
Мою неизбытную страсть.
Дышать твоим ровным дыханьем,
И верить твоей тишине,
И знать, что последним прощаньем,
Придёшь ты проститься ко мне.
В тот час, когда ужас безликий
Расширит пустые зрачки,
Взовьёшься из чёрной, из дикой,
Из дикой и чёрной тоски.
Возникнешь в дыму песнопений,
Зажжёшься надгробной свечой,
И станешь у смертных ступеней -
Стеречь мой последний покой.