Я хочу умереть по-своему. Это моя болезнь, моя смерть, мой выбор.
Пока я жива, я хочу жить. Остальное не имеет смысла.
Я хочу умереть по-своему. Это моя болезнь, моя смерть, мой выбор.
По бокам тропинки растет трава. Почему — то сегодня она выглядит не так, как всегда. Чем дольше я смотрю на дорожку, тем больше убеждаюсь, что на крыльце и на дорожке безопасно, но трава таит угрозу.
— Помнишь, мы решили, что будем друзьями?
— Ага.
— Я не хочу.
— Тесса, — предостерегающе произносит Адам.
— Ничего плохого не случится.
— Но потом будет больно.
— Больно уже сейчас.
Пятнадцать, подняться с постели, спуститься в гостиную и чтобы все оказалось шуткой.
Двести девять, выйти замуж за Адама.
Тридцать, пойти на родительское собрание и услышать от учителя, что наш ребенок — гений. Вернее, все трое — Честер, Мерлин и Дейзи.
Пятьдесят один, два, три. Открыть глаза. Открыть глаза, черт побери.
Не могу. Слабею.
Сорок четыре, не падать в пустоту.
Люди взрослеют по-разному: кто быстро, кто медленно, а кто — в момент. И живут все по-разному. Не то чтобы специально, а в силу обстоятельств. Чем эти обстоятельства сильнее, тем больше высота полета или глубина падения той или иной судьбы. Куда лететь — вверх или вниз — каждый решает сам. Но выбор есть всегда.
— Ты меня бросил.
— Я всего на минуту пошел вниз, чтобы налить себе чаю.
Я ему не верю. Мне плевать, что ему хотелось чаю. Если так приспичило, мог попить теплой воды из моего кувшина.
— Возьми меня за руку. Не отпускай.
Закрыв глаза, я каждый раз проваливаюсь. Бесконечное падение.
Я слышала, что существует пять стадий печали, и если это правда, то папа застрял на первой: отрицание.
Пятнадцать, подняться с постели, спуститься в гостиную и чтобы все оказалось шуткой.
Двести девять, выйти замуж за Адама.
Тридцать, пойти на родительское собрание и услышать от учителя, что наш ребенок — гений. Вернее, все трое — Честер, Мерлин и Дейзи.
Пятьдесят один, два, три. Открыть глаза. Открыть глаза, черт побери.
Не могу. Слабею.
Сорок четыре, не падать в пустоту.