— Как ты думаешь, ради спасения мира стоит пожертвовать собственным благополучием и бутербродами с ореховым маслом?
— Если больше есть нечего, то не стоит!
— Катастрофа, ты хотя бы понимаешь, какие это весомые слова: «Мой папа — писатель»? Как они звучат!
— «Унитаз» — это тоже весомо.
— Вы, там, внизу! — поставленным учительским голосом прогремела она в гневе. — Да-да, вы, крашеная блондинка с винтовкой! Я с вами разговариваю! Ну-ка, немедленно прекратите, слышите? Здесь двое моих детей, и я не потерплю такого безобразия! Стыдитесь! Нельзя так распускаться!
Писатели почему-то считают, что время от времени им положено высказывать остроумные фразы.
В том-то и загвоздка с семейной жизнью. Пусть в семье все ненавидят друг друга лютой ненавистью, но что-то заставляет родственников держаться сплоченно.
О Рудаки, будь волен духом, не так, как прочий люд, живи!
И разумом, и сердцем светел, как мудрецы живут, живи!
Не думай, что тебе лишь плохо, для всех же – мир благоустроен.
Пойми: плохого много в мире; ты для благих минут живи!
Человеку надо браться ровно за то, что он может осилить, и не жадничать.
Мир несовершенен. Золотого века никогда не было и не будет. В свете этого — или, скорее, в потемках — вы должны полагаться на собственную домашнюю стряпню, то есть управлять миром самостоятельно. Но даже в пределах вашего собственного пирога вы должны приготовиться к тому, что вам, по всей вероятности, придется отведать в равной мере и благодарности, и разочарования.
— Я не узнаю этот мир.
— Не надо его узнавать, надо его спасти.
Многие люди хотят изменить мир к лучшему для своих детей. Я же хочу изменить своих детей, чтобы они послужили миру.
…Эта радость была как ощущение, что что-то меняется, что-то происходит. Возможно, это глубокое доверие динамике жизни как большой движущей силе, непременно приводящей туда, куда и нужно на самом деле, вне зависимости от того, какой путь проделан и в каких условиях. Пластичный мозг «alien in New York».
Cлайд с цитатой