... Когда я, милая, снова выпрямился во весь рост, мне показалось, что я растаю, как снег, любовь так и сочилась из меня, стоявшего в блестящем от намерзшего снега пальто с развевающимися полами, и я чуть не ослеп, так мало из окружающего мира воспринимали мои глаза, а я все таял и таял от любви.
Обними меня покрепче, любимая, обними меня, потому что иногда мне делается страшно от полноты чувств, настолько они для меня внове; можно подумать, что груз тяжелее самого корабля и теперь их сносит в открытое море. Нелепый это страх и вообще никакой это не страх, просто любви накопилось столько, что вечерами от нее почти совсем темнеет в глазах и все вокруг затягивается тенями — вот сколько во мне преклонения!
Я не больно-то умею утешать; тут я неловок в обращении со словами. Но я способен на нечто другое, на что прежде не был способен: я способен на любовь, — и в то мгновение, когда я сейчас написал это, мне стало ужасно стыдно, потому что это прозвучало очень высокопарно, а этого не должна быть. Но я оставлю все, как есть, потому что это благодаря тебе я стал способен на это; я, в сущности, на любовь не способен — я способен любить только тебя, и это куда больше и не звучит теперь настолько по-донжуански.
Иногда я кажусь себе чем-то вроде паука, сплетающего блестящую паутину, полную капелек росы и солнечных лучиков, — сеть из мыслей, рукописей, чувств, слов и нежности, которая ловит тебя и должна стать твоим домом, наполненным тем, в чем тебе приходилось себе отказывать, сетью между розами и олеандрами, нежной и прочной, ее серебристые нити легки и надежны для твоей легкой поступи канатоходца; эта сеть будет висеть между синим небом и морем, в которое ты можешь позволить себе падать, сколько пожелаешь, сеть выдержит тебя и снова подбросит вверх.
Любимая — я не знаю, что из этого выйдет, и я нисколько не хочу знать этого. Не могу себе представить, что когда-нибудь я полюблю другого человека. Я имею в виду — не так, как тебя, я имею в виду — пусть даже маленькой любовью. Я исчерпал себя.
Никто не живет без потерь; кому и знать это лучше, чем мне. Но никто не живет, всякий раз не начиная всё сначала; и это мне тоже известно. Я это знаю и чувствую, и чувствую это благодаря тому, что есть ты.
Я так люблю тебя! Сколько нерастраченного еще тепла я ощущаю в себе, этого тепла столько, сколько его вообще может вместить сердце. Как все превратилось в счастье, как вещи, которые я всю жизнь ненавидел, сделались важными и привлекательными для меня, а другие, за которыми я гонялся, утонули в забытье! Что сейчас чудеснее привычки, что желаннее надежности, что способно осчастливить больше, чем соразмерность нашей с тобой любви! Как я люблю тебя! Как я не хочу ничего другого, кроме тебя, и как все, что существует на белом свете, освещено из-за этого лучами ощущения бесконечности!
... будь счастлива, любимая — привет тебе, привет, любимая моя, и никогда не покидай меня, это разорвет меня на части.
... Спускалась ночь, и порой мы снова просыпались, но не совсем, мы лишь касались друг друга, и только руки наши оживали совсем-совсем ненадолго, мы были так близки и шептали спросонья: «о ты, любимая» и «как я люблю тебя» и «я не хочу никогда больше быть без тебя»...
Ты и я — как долго мы искали друг друга! — разве мы можем вообще представить себе, что где-то одному из нас нет места? Можно ли, даже натворив глупостей и обманув себя, не обратить это в фантастическое объяснение в любви к другому?
И любовь наша сохранится чистой, как пламя… Она не превратится в кухонный очаг, на котором варят капусту к семейному обеду.
Cлайд с цитатой