Это же хорошо, когда все люди разные.
Ты знаешь, ведь все не плохо!
Этот стиль побеждает страх!
Эта дивная, злая, смешная эпоха нас с тобою не стерла в прах!
Давай запомним эти лица, и пластинки острый край.
И пусть хранит всех нас любовь...
Это же хорошо, когда все люди разные.
Ты знаешь, ведь все не плохо!
Этот стиль побеждает страх!
Эта дивная, злая, смешная эпоха нас с тобою не стерла в прах!
Давай запомним эти лица, и пластинки острый край.
И пусть хранит всех нас любовь...
— Я не хочу быть другой. Я не считаю, что я лучше остальных.
— Ты не лучше и не хуже, ты просто другая.
Чем человек менее интеллигентен, тем больше он убеждён в абсурдности того, что ему непонятно.
Люди – такие непредсказуемые существа… Впрочем, нет, вполне предсказуемые, и это ещё хуже.
Каждая страна, как и человек, доставляет неудобства другим, одним фактом своего существования.
Из всех, кого я знаю, только папа другой. Он верен чему-то, что в нем, а не в вещах.
Мы часто смотрим на древних, как на детей. А дети мы перед древними, перед их глубоким, серьезным, незасоренным пониманием жизни.
Я рассматривала людей, проходивших внизу. У каждого из них своя история, и она — часть еще чьей-нибудь истории. Насколько я поняла, люди не были отдельными, не походили на острова. Как можно быть островом, если история твоей жизни настолько тесно примыкает к другим жизням?
Человек чувствует, как тщетны доступные ему удовольствия, но не понимает, как суетны чаемые.