Эмоции, равно как и заботы, омрачают ясную голову. Всё ещё сто раз переменится.
И дружба с Данте странным образом обостряла мое одиночество. Может, это потому, что Данте везде и всегда был своим. А я — везде не к месту. Даже в собственном теле — особенно в собственном теле. Я менялся и больше не узнавал себя. Перемены давались мне мучительно, но я не мог понять почему. И все мои эмоции казались какой-то бессмыслицей.
— ... в том и загадка банальностей: на свой примитивный лад они истиннее самых остроумных парадоксов.
— Ты ничуть не изменился, Курт, — сказал я.
— Человек вообще не меняется, — мрачно возразил Лахман. — Когда его совсем прижмёт, он клянётся начать праведную жизнь, но дай ему хоть чуток вздохнуть, и он разом забывает все свои клятвы.
... несчастлив бываешь, когда близкий человек умирает, но не когда он уходит, пусть даже надолго, пусть навсегда.
Даже странно, до какой степени одни и те же слова могут казаться то истиной, а то ложью.
Люди, когда они считают, что кризис, миновал, становятся наиболее уязвимыми. Опытные военачальники на войне знают это. Любой искусный актер и драматург знает это. А также священники, жрецы, возможно, хироманты. Испытав глубокое потрясение, люди полностью готовы к следующему сверкающему чуду, возникшему из воздуха. На мгновение рождения — прорыв сквозь скорлупу в мир — накладывает отпечаток на новорожденного птенца, а следующий момент, прозрение, которое приходит потом и отмечает его душу.
Скопилось много пепла, мусора, равнодушия – и для того чтобы всё это улетело, нужно, чтобы сильно подуло.
Cлайд с цитатой