Ничто не вечно, немногое долговечно, конец у вещей различный, но все, что имеет начало, имеет и конец.
Лжец лжет и тогда, когда не имеет для этого повода, в силу одной лишь привычки.
Ничто не вечно, немногое долговечно, конец у вещей различный, но все, что имеет начало, имеет и конец.
в молодые годы я склонялся к мысли, что спасения следует искать в творческой реализации. Может быть, я не формулировал это именно таким образом, но что-то такое я думал. В «Воспоминаниях о звездной пыли» у меня есть термин Ozymandias Melancholia, «меланхолия Озимандии». Собственно, я придумал этот диагноз для описания такого рода состояний, когда ты вдруг понимаешь, что твои произведения тебя не спасут и в конечном счете потеряют всякую значимость. Ведь в конце концов исчезнет весь мир и ничего не останется ни от Шекспира, ни от Бетховена. То, что переживает Рената, отражает мои собственные переживания. Я тоже спрашивал себя: «Ну и какой тогда в этом смысл?»
Решив однажды скрыть, не повторяют, а молчат в дальнейшем.
Люди грядущего поколения будут знать многое, неизвестное нам, и многое останется неизвестным для тех, кто будет жить, когда изгладится всякая память о нас. Мир не стоит ломаного гроша, если в нем когда-нибудь не останется ничего непонятного.
Мы защищаем наши пороки, так как любим их, и предпочитаем извинять их, а не изгонять. «Не хотим» – вот причина; «не можем» – только предлог.
Кто сделал доброе дело, пусть молчит — говорит пусть тот, для кого оно было сделано.