— Прости, Дин.
— Нет. Ты лишь играешь в извинения.
— Прости, Дин.
— Нет. Ты лишь играешь в извинения.
— Пообещай мне кое-что.
— Конечно.
— Если я перейду на на темную сторону, ты разберёшься с этим.
— Что ты имеешь в виду?
— Эй, Дин, ты уж извини за все, что я наговорил про маму и папу.
— Давай только без телячьих нежностей.
— Ладно... придурок.
— Ты серьёзно? Явишься туда и скажешь правду.
— А почему нет?
— Потому что мы люди. А когда людям что-то очень, очень нужно — мы лжем.
Сэм, я все сделаю, я все устрою, это же моя работа — присматривать за противным младшим братцем. Сэм, Сэм!
— Поговорите с ним.
— Не вижу смысла.
— Почему же?
— Я не могу дать ему то, чего он хочет.
— А чего он хочет?
— Того же, чего хотят все — сестра, дети, вы, люди, — извинений. Чистосердечного «прости».
— Ну, так извинитесь. Он же не просит оружие или Ад с Раем в придачу. Он ждёт от вас слов.
— Он хочет, чтобы я извинился за то, что я сделал для человечества, для мира.
Я понимаю. Это была твоя история. Знаешь, у меня тоже такая есть. Истории, которые заставляют нас жить дальше. Но они ослепляют нас. Заводят нас в такую тьму, где можно избить хорошего человека просто ради прикола. Люди, которые любят меня, вытащили меня из этого мрака. Коул, коснёшься этой тьмы, и она уже не отпустит тебя. Правда в том, что меня уже не спасти. Я знаю, как закончится моя история. На лезвии ножа... или от пули. Вопрос в том, сегодня ли? От этого ли пистолета?
— Вы нашли ведьму, которая намеревается взломать печать? Она мертва?
— Нет, но она в городе, и мы уже знаем, кто она...
— Дин, Сэм, вам необходимо срочно покинуть город.
— Но мы же только взяли след!
— Намерены его мы уничтожить...
— Лишь одному артефакту такое под силу. Вам он известен как жезл Моисея.
— Тот самый?
— Он был использован против египтян, насколько я помню.
— Да, это было во всех газетах.
— Жезл, вроде бы, превращал в кровь речку, а не мужиков.
— Оружие не использовалось в полную силу. Думаю, Моисея можно исключить из подозреваемых.