— Давид Гоцман, иди кидайся головой в навоз! Я вас не знаю. Мне неинтересно ходить с вами по одной Одессе.
— Фима, ты говоришь обидно.
— Давид Гоцман, иди кидайся головой в навоз! Я вас не знаю. Мне неинтересно ходить с вами по одной Одессе.
— Фима, ты говоришь обидно.
— ... Обмундирование сгорело полностью. Эва не разговаривает. Из примет только капитанские звездочки. Всё...
— Да, зацепок мало.
— Шо значит «мало»? Сара тоже кричала «мало», а потом нянчила семерых бандитов, не считая девочек… Я имею кое-что сказать…
— Так, Фима, ты почему здесь?
— А где я должен быть? Так вот, граждане менты...
Завтра сядешь в моём кабинете и будешь учить уголовно-процессуальный кодекс от заглавной буквы «У» до тиража и типографии.
Дава, я извиняюсь, но ты-таки босяк, некому задницу надрать. Пять пистолетов — не пачка папирос, они-таки стреляют. Ну ты же не окно в женской бане, зачем в тебе дырка?
— Давид Маркович, це не наши…
— Я выясню! Я очень выясню!
— Считайте, легкая царапина. Пуля прошла под кожей. Ушиб грудины. Возможно, трещина в ребре. Но в целом, можно сказать, ему повезло.
— Ему повезло?! Вот нескоро будет! Это мне повезло! Я б себе в жизни не простил, если бы упустил такой сочный фрухт! Шо? Ты, Родя, обойди всю Одессу от Ланжерона до Слободки — не найдёшь человека, шобы радовался за тебя, так как я это делаю! Даже твоя мама бы отдохнула! У меня ж до тебя разговоров — таки языка не хватит…
— Я не знаю ничего! Я не знаю!
— Конечно! Без второго слова! А я тебе поверил, Родя. А ты на горе на моем сыграл… Слизень ты ползучий!
— Ото уже бумажкой разжился. Жизнь, погляжу, налаживается…
— Мне бы огоньку, Давид Маркович.
— И два ковша борщу!
Вбейте себе в мозг — беспределу ша. Погромы прекратить. На улицах должно быть тихо, как ночью в бане. Все вежливые до поносу. Кто-то не понял? Тогда — два шага в сторону, чтоб не забрызгать остальных.
— Давид Маркович! Там такая буча — город разнесут!
— Ничего, Жуков новый выстроит.
— Сколько взяли?
— По словам инкассатора: сорок две тысячи шестьсот семнадцать рублей.
— По одному огнестрельному ранению, в сердце и в сонную артерию. Скончались сразу.
— Ворошиловские стрелки, а этот? [кивает головой в сторону инкассатора]
— А этот — ерунда. Легкая царапина плеча. Сильный шок. Говорит бессвязно…
— Значит, говорить не может, а сумму помнит от рубля и живой? Тишак, вези-ка этого царапнутого до себя и крути ему антона на нос, пока не расколется.
Не расчесывайте мне нервы! Их еще есть где испортить!