Чужие страдания не задевают сердце.
Человеческое сердце может вместить лишь определенную меру отчаяния. Когда губка насыщена, пусть море спокойно катит над ней свои волны — она не впитывает больше ни капли.
Чужие страдания не задевают сердце.
Человеческое сердце может вместить лишь определенную меру отчаяния. Когда губка насыщена, пусть море спокойно катит над ней свои волны — она не впитывает больше ни капли.
Человек, который не может любить, никогда не осознаёт этого. Он может думать, что ещё не пришло время или что его привязанность, увлечение, симпатия — это настоящая любовь. А человек, который говорит, что не может любить, на самом деле уже любил однажды. Ему разбили сердце, вот он и пытается себя убедить в том, что это больше никогда не повторится.
Мои руки ледяные и обжигают холодом всех, кто пытается завладеть мной, показать любовь. Да и я холодная, потому что положила погибающую душу в морозильник на сохранение.
Моё сердце разрывается на куски.
Я сумела тебя простить.
Мои ритмы возвращаются вспять.
Я сумела тебя понять.
Моя боль выходит вовне.
Я учусь себя как-то беречь.
Я учусь с собой как-то жить,
Чтобы быть.
Чтобы быть.
Чтобы быть.
Понимаю: мой шрам в душе
Говорит «Научись любить».
То не ветер ветку клонит,
Не дубравушка шумит -
То моё сердечко стонет,
Как осенний лист дрожит;
Извела меня кручина,
Подколодная змея!
Догорай, моя лучина,
Догорю с тобой и я!..
Ощущение, будто в груди сверлят огромную дыру, вырезают жизненно важные органы, оставляя глубокие раны, края которых потом долго пульсируют и кровоточат. Естественно, холодным рассудком я понимала: с лёгкими всё в порядке, однако хватала ртом воздух, а голова кружилась, будто отчаянные попытки ни к чему не приводили. Сердце, наверное, тоже билось нормально, но пульса я не ощущала, а руки посинели от холода. Свернувшись калачиком, я обхватила колени руками, казалось, так меня не разорвёт от боли.
Сердце с каждым годом стало биться тише и тише, пока вовсе не перестало требовать любви.
Я не могу смотреть, когда ты плачешь,
Когда трясутся худенькие плечи.
Ты для меня так много в жизни значишь,
Когда ты плачешь, то и мне не легче.
И снова сердце вздрогнет и забьется,
И я себя за резкость упрекаю.
А что ещё мне делать остаётся?
Поскольку сердце, говорят, не камень.
Не думаю, что существуют еще народы, которые пережили бы больше страданий, чем евреи. Евреев избирают объектом ненависти и клеветы при каждом удобном случае.
Я игрушка в руках, я щенок,
Что бежит на твой голос родной,
Приласкай меня, чтобы на дно
Я ушёл, как влюблённо больной.