Хотеть помочь и целоваться с моей невестой — разные вещи. Мог бы сказать, что у тебя зубы болят.
Всякий, кто называет тебя «дамочкой», заведомо исключил тебя из списка людей, к которым стоит прислушаться.
Хотеть помочь и целоваться с моей невестой — разные вещи. Мог бы сказать, что у тебя зубы болят.
Всякий, кто называет тебя «дамочкой», заведомо исключил тебя из списка людей, к которым стоит прислушаться.
... ей совсем не понравилось то, что тут, в Китае, выдают за китайскую кухню, и она ждёт не дождётся, когда вернётся в Лондон поесть настоящих китайских блюд.
Существует, кажется, тысяча почтенных способов умереть. К примеру, можно спрыгнуть с моста в речку, чтобы спасти тонущего ребенка, или напичкать себя свинцом, в одиночку штурмуя бандитское гнездо. Не придерешься.
По правде говоря, есть и менее почтенные способы, но вполне сносные. Спонтанное самовозгорание, к примеру: рискованно с медицинской точки зрения и маловероятно с научной, но это не мешает человеку развеяться, как дым, не оставив после себя ничего, кроме обугленной руки, сжимающей недокуренную сигарету.
Самое главное в песнях — то, что они совсем как истории: ни черта не стоят, если их никто не слушает.
Если тебя, Толстый Чарли, спросят, хочешь ли ты дожить до ста четырёх лет, скажи «нет». Всё болит. Всё. У меня болит в тех местах, которые наука даже ещё не открыла.
У нас тяжелое сердце. Печаль покрыла нас, как пыльца в сезон сенной лихорадки. Тьма — наш удел, а несчастье — единственный попутчик.
Люди отвечают на истории.
Они рассказывают их самим себе.
Истории разлетаются, и когда их рассказывают, меняют рассказчиков.