— Мы к вам, профессор, вот по какому делу! Мы, управление нашего дома, пришли к вам после общего собрания жильцов нашего дома, на котором стоял вопрос об уплотнении квартир дома!
— Кто на ком стоял?!
Так я и говорю: никакой этой самой контрреволюции в моих словах нет. В них здравый смысл и жизненная опытность.
Вы напрасно, господа, ходите без калош. Во-первых, вы простудитесь, а во-вторых, вы наследите мне на коврах. А все ковры у меня персидские.
— И — боже вас сохрани — не читайте до обеда советских газет.
— Гм… Да ведь других нет.
— Вот никаких и не читайте.
— А как это «по-настоящему», позвольте осведомиться?
— Желаю... Чтобы... Все!
— И вам того же.
— Что-то вы меня больно утесняете, папаша.
— Что?! Какой я вам папаша! Что это за фамильярность? Называйте меня по имени-отчеству.
— Да что вы всё: то не плевать, то не кури, туда не ходи. Чисто, как в трамвае. Чего вы мне жить не даёте?
И насчет «папаши» — это вы напрасно. Разве я просил мне операцию делать?
Хорошенькое дело: ухватили животную, исполосовали ножиком голову...
А я, может, своего разрешения на операцию не давал.
А равно и мои родные.
Я иск, может, имею право предъявить.
Сейчас ко мне вошли четверо — среди них одна женщина, переодетая мужчиной, двое мужчин, вооруженных револьверами, — и терроризировали меня!
— Ну а фамилию, позвольте узнать?
— Фамилию? Я согласен наследственную принять.
— А именно?..
— Шариков.
— Зина, там в приемной... Она в приемной?
— В приемной, зеленая, как купорос.
— Зеленая книжка...
— Ну, сейчас палить. Она казенная, из библиотеки!
— Переписка — называется, как его... Энгельса с этим чертом... В печку ее!
Cлайд с цитатой