— Ну, и как ты думаешь, у них теперь все будет?
— Не знаю,-честно ответил Гард,-Когда любовь, Малко, тогда ничего не понятно. Когда любовь, тогда всяко может быть: и радость, и юдоль.
— Ну, и как ты думаешь, у них теперь все будет?
— Не знаю,-честно ответил Гард,-Когда любовь, Малко, тогда ничего не понятно. Когда любовь, тогда всяко может быть: и радость, и юдоль.
Если делаешь какое-то важное дело-останавливайся только, когда сил нет или время вышло.
Для русского человека, который воспитан на христианстве, приправленном Достоевским, страдать — любимейшее дело.
Знаешь, я из-за чего переживаю? Из-за душ человеческих. Души ведь Ты раздаешь, а я только ворую. Купить могу, а создать — нет. Обидно... Может, поэтому я и в любви ничего не понимаю. Боюсь этой любви ужасно. Нет, победить ее, разрушить могу. Правда вот до конца уничтожить никогда не получается. Никак не могу понять: что же остается в душах потом, когда любовь разрушена?
Если бы люди умели не отвлекаться на глупости, человечество давно погрязло бы в счастье.
Матаафа пришёл к Туситале с той единственной целью, с какой один друг приходит к другому: отразиться в его глазах.
Префект поднялся, измерил кабинет шагами, подошел к Гарду и, глядя ему прямо в лицо, произнес:
— Понимаешь, Гард, я, конечно, не знаю, что там было на самом деле, но если Библия пишет правду, то получается, что Господь никогда не был так близок к людям, как в те дни, когда по земле ходил Иисус. Так что тебе надо быть ко всему готовым... Понимаешь? Мир, в котором Господь ходит рядом с людьми, это же особый мир, правда?
— Знаешь, Эгиль, в молодости твой отец был отличным воином.
— Он был биркебейнером?
— Ты не рассказывал сыну?
— Биркебейнеры борются за правое дело. Но трудиться на земле и ставить на стол еду — это лучшее занятие для человека.