Сергей Лукьяненко. Фальшивые зеркала

У меня не хватит рук, чтобы обнять всех, кто нуждается в утешении. У меня не хватит сил вытащить всех, кто тонет. У меня не хватит жизни, чтобы прожить её так, как я хочу.

Делай что можешь, и будь что будет.

8.00

Другие цитаты по теме

Любому поступку можно найти самое гнусное и самое благородное истолкование.

Я не хочу выходить из виртуальности. Не желаю появляться в человеческом мире. Здесь плохо. Здесь грязно и неуютно.

Придуманная любимая — лучше настоящей. Она всегда выслушает. Согласится. И скажет лишь то, что ты хочешь услышать.

В камуфляже мы все одинаковы. Бесполы, бесформенны, унифицированы. Куски мяса в военной форме несуществующей армии, добровольные волонтёры придуманной битвы, самоотверженные герои никому не нужных подвигов.

Легче быть праведником или подлецом, чем человеком.

Крейзи, совершенно обалдевший, крутит головой, оценивая размеры разрушений. Над каменным курганом стоит грибовидное облако пыли.

—  И рассеял их Господь оттуда по всей земле...  — говорит Нике, переводя дыхание.  — И перестали они строить город и башню...

Не только у меня возникли такие ассоциации...

—  Ну почему ты никогда не можешь сделать всё чисто, тихо и аккуратно?!  — с болью в голосе спрашивает меня Крейзи.

—  Характер...  — пытаюсь я оправдаться.

Все мы не герои, если честно. Мне кажется, настоящим героем может быть лишь дебил. Но всегда есть два пути — убегать или идти навстречу своему страху.

— Жаркий ветер на щеке, вкус земляники на губах, звезды в небе, касание тёплой воды... Лето... Оно уходит так быстро, что не успеваешь крикнуть «постой!» И кажется, долго кажется, что оно ещё здесь. В кончиках пальцев — память, память о лете. Дрожью, судорогой, головой вскинутой навстречу дождю, тихим смехом и случайной улыбкой — лето... Всё-таки лето. Тебе говорят, что оно уже ушло, но ты ищешь его следы, бежишь, опаздываешь, не успеваешь... Но всё-таки лето. И ты идёшь по его тающим следам... два часа в машине, три часа на самолёте, немного пешком — поехали! Куда — не знаю. Приедем. Всё ради лета. Маленького-премаленького. Робкого кусочка отставшего лета. А больше и не надо, иначе умрёшь от тепла... Лето...

— Чингиз...  — тихо сказал я. Он не слышал. Он догонял своё лето.

—  Дайте мне мой кусочек лета... А он и так со мной. Навсегда. Моё лето. Какое было, какое есть, какое будет. Лето навсегда! Я ведь помню, как оно уходит. Как жёлтое солнце плавится в алый закат. Как ветер начинает пахнуть снегом. Я улыбался ветру. Я просил его: «Подожди!» Чуть-чуть! Оставь мне немножко лета! А ветер видел таких, как я, не раз. Пока было тепло — он не спорил со мной. Но стало холодно, и ветер прошептал: «Лето кончилось». Я поверил не сразу. Но лето кончилось. Пошёл дождь. Холодный, унылый, серый.

За нашей спиной раздался всхлип. Я обернулся.

Падла стоял у стены и утирал слёзы грязным носовым платком.

—  Чингиз...  — Он трубно высморкался.  — Чингиз, спой ещё разок про лето? А? Я не всё запомнил. Как там... «малиной во рту», «я буду долго гнать велосипед»...

—  Сволочь ты бессердечная,  — огрызнулся Чингиз.  — Бессердечная и неромантичная.

— Я? Я за папиросой спустился. А ты её уже скурил. Но я тебе всё прощу, Чингиз. Ты только ещё про лето... Слушай, а про весну так же можешь?

—  Не могу. Весна — это промежуток между зимой и летом, она не самодостаточна.

Не я первый, чьи способности стали ненужными для общества. Где вы сейчас, виртуозы линотипов; где вы, шорники; где мастера-стеклодувы? Ушли в прошлое, в детские книжки с картинками, в исторические фильмы и строчки энциклопедий.