Времени подвластно изменить даже убогое на божественное, что в настоящий момент не всегда просто представить.
Нет ценней о жизни мнения, чем собственное. В любой момент оно определяющее и в каждый момент — решающее.
Времени подвластно изменить даже убогое на божественное, что в настоящий момент не всегда просто представить.
Нет ценней о жизни мнения, чем собственное. В любой момент оно определяющее и в каждый момент — решающее.
«Придёт время — узнаешь»,
«Придёт время — получишь»...
В вашем-то возрасте
пора бы знать, что
время не умеет приходить,
оно только уходит.
Время подобно песчинкам, которые сыпятся сквозь пальцы жизни, пересчитать их невозможно, но когда-нибудь ладонь сознания будет пуста, песчинки сольются друг с другом и образуют вечность.
Разные чувства борются в моей душе: восхищение и растерянность, удивление и протест, боль и сочувствие. Они заставляют меня ещё пристальнее вглядываться в это лицо, вслушиваться в этот голос. И думать о том, каково же им, живущим одновременно в двух временах — в дне вчерашнем и в дне сегодняшнем? Они пережили то, что мы можем только знать. Должны знать! Хотя не всегда, может быть, хотелось бы знать. Но вспомним великого Толстого, который поймал себя на этом чувстве и тут же осудил его: «Только что вы отворили дверь, вид и запах сорока или пятидесяти ампутационных и самых тяжело раненых больных, одних на койках, большей частью на полу, вдруг поражает вас. Не верьте чувству, которое удерживает вас на пороге залы, — это дурное чувство…».
Мы не их, несущих эту тяжёлую память, жалеем, а себя. Чтобы по-настоящему пожалеть, надо не отказаться от жестокого знания, а разделить его, взять часть и на свою душу. К тому же это документ, его не перепишешь, его писали кровью, его писали жизнью на белых листах 41-го, 42-го, 43-го, 44-го, 45-го годов…
Современный человек не знает, что делать со временем и силами, которые он выпустил из своих рук.