— Пусть только взойдёт моё солнце и глянет на вас, вы тут же увидите, какие вы глупые!
Как жаль, что всё самое интересное кончается тогда, когда его перестаёшь бояться и когда тебе, наоборот, уже становится весело.
— Пусть только взойдёт моё солнце и глянет на вас, вы тут же увидите, какие вы глупые!
Как жаль, что всё самое интересное кончается тогда, когда его перестаёшь бояться и когда тебе, наоборот, уже становится весело.
Муми-тролль взглянул на куст жасмина — сплошное сплетение голых веток — и с ужасом подумал: «Жасмин умер. Весь мир умер, пока я спал. Этот мир принадлежит кому-то другому, кого я не знаю. Быть может, Морре. Он не создан для того, чтобы в нем жили муми-тролли».
Там, за горами, Снусмумрик, — сказал самому себе Муми-тролль. — Где-то на юге он ест апельсины. Если бы я был уверен, что он знает, как я ради него собираюсь перевалить через горы, я бы решился на такой шаг. А иначе ничего у меня не выйдет.
— Кто-то уносит вещи из папиного дома.
— Так это же здорово, — весело сказала Туу-тикки. — Тебя и так окружает слишком много вещей. И тех, о которых ты вспоминаешь, и тех, о которых ты только мечтаешь.
Как жаль, что всё самое интересное кончается тогда, когда его перестаёшь бояться и когда тебе, наоборот, уже становится весело.
А малышка Мю наотрез отказалась от всяких траурных лент и бантиков.
— Если я горюю, мне вовсе незачем это показывать и надевать разные там бантики, — сказала она.
— Да, если ты горюешь, — подчеркнул Муми-тролль. — Но ведь ты не горюешь!
— Нет, — призналась малышка Мю. — Я не могу горевать. Я умею только злиться или радоваться. А разве бельчонку поможет, если я стану горевать? Зато если я разозлюсь на Ледяную деву, может, я и укушу её когда-нибудь за ногу. И тогда, может, она поостережется щекотать других маленьких бельчат за ушки только потому, что они такие миленькие и пушистые.
— Здесь раньше росли яблоки, — заметил общительный Муми-тролль, глядя на голые деревья.
— А теперь здесь растёт снег, — равнодушно ответила Туу-тикки и пошла дальше.