Он дал ей список книг, убедивших его, что христианство пронизывает всю нашу жизнь, и нужно по-настоящему верить, а не просто ходить в церковь по воскресеньям. Вера должна быть центром всего существования.
Ей нужно было то, что было у Дениз Ганн: муж, у которого достаточно денег, чтобы жить в большом доме, иметь прислугу и садовника, няньку для детей, когда те родятся.
Может ли быть человек истинно свободным, если он думает и действует только для себя? Господь дал нам свободу воли, чтобы мы могли выбрать его любовь. Он хотел, чтобы мы сознательно сделали свой выбор как зрелые люди. Если вы спросите меня: «христианин ли я?», я отвечу вам: если вы стремитесь делать добро — вы настоящий христианин. Если вы не хотите причинять боль и обманывать — вы настоящий христианин. Если вы правдивы с собой и относитесь к людям так, как хотели бы, чтобы они относились к вам — вы христианин. Чем больше человек демонстрирует свою приверженность христианству, тем меньше я склонен верить тому христианству, которое он проповедует. Господь сказал нам: истинная вера есть свобода выбрать истину. То, как вы ее выражаете, не имеет значения, будь вы христианин или атеист. Главное, чтобы истина была в вашем сердце.
Православная терпимость — как и русская терпимость, происходит, может быть, просто-напросто вследствие великого оптимизма: правда все равно свое возьмет — и зачем торопить ее неправдой? Будущее все равно принадлежит дружбе и любви — зачем торопить их злобой и ненавистью? Мы все равно сильнее других — зачем культивировать чувство зависти? Ведь наша сила — это сила отца, творящая и хранящая, а не сила разбойника, грабящего и насилующего. Весь смысл бытия русского народа, весь «Свете Тихи» православия погибли бы, если бы мы хотя бы один раз, единственный раз в нашей истории, стали бы на путь Германии и сказали бы себе и миру; мы есть высшая раса — несите к ногам нашим всю колбасу и все пиво мира…
Беда ваша, мистер Люби-бросай, в том, что вы желаете видеть в каждой девушке чистый идеал. Либо вы возводите ее на пьедестал, либо бросаете в сточную канаву. Я видел тебя в Германии... помнишь бедняжку Марту? Она обожала тебя, а не меня, но ты не обращал на нее внимания, потому что ей приходилось продаваться тому, кто больше платит, чтобы накормить родных. В твоих глазах она была полнейшим ничтожеством. В глубине души ты немного ханжа. Я видел тебя в дансинг-холле. Девицы так и бросались тебе на шею, но если не удовлетворяли твоим стандартам, то ты терял интерес. Думаю, единственная, кто сумел поразить твое сердце, — молодая Мадди. — И она бросила тебя первой, так что с тех пор ты по ней тоскуешь.
Покалеченные щенята всегда стремятся в укромное место, где могут наблюдать за окружающими из своего укрытия и зализывать раны.
Быть в Церкви — это значит вступить на тесный и скорбный путь Христов, и как мало дерзающих на это! Сколь же легче сидеть «около церковных стен» на солнышке, слушать птичек и, покуривая, размышлять без особого труда об этой тесноте и скорбности. Такие мы, как бы верующие.
Хадасса взглянула на работавших вокруг нее матросов и вспомнила слова отца: «Таким же, как они были, был и Петр. И Иаков, и Иоанн. «Сыны Громовы», как называл их Господь. Иногда они проявляли свой языческий характер, а нередко и излишнюю гордость».
Бог избрал именно этих людей, и Хадасса видела в этом надежду для себя. Иисус не избирал тех, кого избирал этот мир. Он избрал обыкновенных людей, со всеми их слабостями, и сделала их великими силой живущего в них Святого Духа.
Быть маленькой означало чувствовать себя бесполезной: слишком молода, чтобы помогать в баре, слишком взрослая для глупых игр, тебе ещё расти и расти, чтобы стать самостоятельной, а пока ты годишься только для того, чтобы присматривать за кокер-спаниелем Берти.
По щекам девушки текли слезы, но ее глаза сияли.
— И в этот момент, Атрет, со мной произошло самое поразительное, самое удивительное. В тот самый момент, когда я провозглашала Иисуса Христом, страх покинул меня. Его тяжесть спала, как будто, его никогда и не было.
— Разве ты никогда раньше не говорила об Иисусе?
— Говорила, но это было среди верующих людей, среди тех, кто любит меня. Там я не подвергала себя никакой опасности, говорила от всей души. Но в тот момент, перед Юлией, перед другими, я полностью подчинилась Божьей воле. Он есть Бог, и нет другого. И не сказать им истину я уже не могла.
— И теперь ты умрешь за это, — мрачно произнес Атрет.
— Если в нас нет того, ради чего стоит умереть, Атрет, то в нас нет и того, ради чего стоит жить...
В самом деле, почему? Что ответить на такой философский вопрос? Жизнь полна испытаний, и клип начинаешь думать, что сумел выдержать каждое, тут же возникает новое, ещё более сложное, заставляющее тебя напрягаться ещё больше или задумываться о том, как бы из него выпутаться.
Cлайд с цитатой