Я был вчера в огромном городе,
Где совершенно нет людей,
И в каждом доме вместо окон
Я видел только зеркала.
Я был вчера в огромном городе,
Где совершенно нет людей,
И в каждом доме вместо окон
Я видел только зеркала.
Как верили, что главное придёт,
Себя считали кем-то из немногих
И ждали, что вот-вот произойдёт
Счастливый поворот твоей дороги.
Судьбы твоей счастливый поворот.
Раз ночь длинна, жгут едва-едва
И берегут силы и дрова,
Зря не шумят и не портят лес.
Но иногда найдется вдруг чудак,
Этот чудак все сделает не так,
И его костер взовьется до небес.
Ах, до чего ж порой обидно,
Что хозяина не видно:
Вверх и в темноту уходит нить.
А куклы так ему послушны,
И мы верим простодушно
В то, что кукла может говорить.
Если человеку
Будет, что сказать,
Он лучше промолчит.
И лишь только тот,
Кому нечего сказать,
Громче всех кричит.
Человек-то начинается с конца.
Ведь только дойдя (доведя себя) до предела своего неуспеха, когда буквально жопой ощущаешь, что лучше ложку-то в руки не брать, а то ещё выскользнет и ударит кошку по голове, и та может пасть смертью оказавшихся_не_в_тот_момент_не_в_том_месте, и всё равно ещё пытаясь что-то пробивать, куда-то идти, истерически хвататься за любые проявления жизни, лишь бы не застрять на месте, но всё равно всё идёт прахом — именно тогда ты утыкаешься носом в единственную вещь: это воображаемая и незримая табличка, по которой стекает твоя бывшая улыбка...
Из-за различных соотношений сочетаемости между тремя источниками побуждений у разных полов, самец может спариваться только с партнером низшего ранга, которого он может запугать, а самка — наоборот — лишь с партнером высшего ранга, который может запугать ее; тем самым описанный механизм поведения обеспечивает создание разнополых пар.
Каждая страна, как и человек, доставляет неудобства другим, одним фактом своего существования.