Я слишком долго лгал самому себе, чтобы не начать рано или поздно лгать еще кому-то.
Не получается у меня переломить судьбу, не из того она теста, которое легко лепить.
Я слишком долго лгал самому себе, чтобы не начать рано или поздно лгать еще кому-то.
Глупо желать незыблемой жизни. Мы хотим, чтобы время остановилось, чтобы любовь была вечной и ничто никогда не угасало, – хотим всю жизнь нежиться в золотом детстве. Мы возводим стены, чтобы оградить себя, и эти самые стены станут когда-нибудь тюрьмой.
Я могу сколько угодно смаковать свою месть, всё равно «я остался один, с сердцем полным подаянний».
Секс – большая лотерея: двое могут обожать это по отдельности и не словить кайфа вместе.
Я узнал главное – чтобы стать счастливым, надо пережить состояние ужасной несчастливости. Если не пройти школу горя, счастье не может быть прочным. Три года живет та любовь, что не штурмовала вершины и не побывала на дне, а свалилась с неба готовенькая. Любовь живет долго, только если каждый из любящих знает ей цену, и лучше расплатиться авансом, не то предъявят счет апостериори. Мы оказались не готовы к счастью, потому что были не приучены к несчастью. Нас ведь растили в поклонении одному богу – благополучию. Надо знать, кто ты есть и кого ты любишь. Надо завершиться самому, чтобы прожить незавершенную историю.
Я надеюсь, что лживое название этой книги вас не слишком достало: конечно, любовь живет вовсе не три года; я счастлив, что ошибся.
Как человек узнает, что он стар? Он стар, если три дня приходит в себя после такой пьянки. Стар, если даже покончить с собой толком не может. Стар, если портит компанию кислой рожей, затесавшись среди молодняка. Их жизнерадостность действует на нервы, их иллюзии утомляют. Человек стар, если сказал вчера девчонке, родившейся в 1976 году: «Семьдесят шестой? Помню, в том году была засуха".
Все мои беды — от ребяческой неспособности угомониться, в тяге к новизне, от болезненной потребности вечно прельщаться тысячей невероятных возможностей, уготовленных будущим.