Москва — это жесткий мегаполис, который тебе может дать очень многое, но и требует очень многого.
Ты никогда не бывал
В нашем городе светлом,
Над вечерней рекой
Не мечтал до зари.
С друзьями ты не бродил
По широким проспектам,
Значит ты не видал
Лучший город земли.
Песня плывёт, сердце поёт,
Эти слова — о тебе, Москва!
Вы слышали об эксперименте, который провел один американский журналист в Москве в семидесятых? Он встал у какой-то двери обычного, ничем не примечательного здания. Вскоре за ним встал еще кто-то, потом еще и еще. В мгновении ока выстроилась очередь длиной в квартал. Никто ни о чем не спрашивал. Каждый думал: раз есть очередь, значит оно того стоит.
Кое-что об облике Москвы. В первые дни я почти полностью поглощен трудностями привыкания к ходьбе по совершенно обледеневшим улицам. Мне приходится так пристально смотреть под ноги, что я мало могу смотреть по сторонам.
… Запомни: там, дома, у тебя есть ощущение, что всегда можно уехать… и есть направление, куда ехать. А тут этого ощущения не будет. Отсюда ехать некуда!… Только здесь предел…
О! Как пуста, о! как мертва
Первопрестольная Москва!
Ее напрасно украшают,
Ее напрасно наряжают...
Огромных зданий стройный вид,
Фонтаны, выдумка Востока,
Везде чугун, везде гранит,
Сады, мосты, объем широкий
Несметных улиц, — все блестит
Изящной роскошью, все ново,
Все жизни ждёт, для ней готово...
Но жизни нет!... Она мертва,
Первопрестольная Москва!
С домов боярских герб старинный
Пропал, исчез... и с каждым днём
Расчётливым покупщиком
В слепом неведенье, невинно
Стираются следы веков.
Для меня означенный Рай наступит в то самое мгновение, как в Москве исчезнут семечки.
Москва часто казалась ей, коренной столичной жительнице, двойственным городом — сквозь понятный, рациональный, легко постижимый внешний слой сквозил второй, непредсказуемый, живущий в своем темпе и по своим законам. Так и сейчас: откуда в седьмом часу вечера, в предпраздничной горячке за неделю до Нового года, вдруг взялось в воздухе это медлительное умиротворение, созерцательность большого сонного кота, грезящего, глядя суженными янтарными глазами на пламя свечи, горящей в темной комнате? Как будто что-то невидимое само по себе жило и дышало на этих улицах, где снег мгновенно превращался в сырую слякоть, где от бесконечной череды светящихся окон и вывесок он не был белым — только алым, голубым, зелёным, жёлтым...
Как она сказала тогда? «Это Москва, Мэтт... город чудес в стране чудес...» А Санкт-Петербург, имперский город, так не похож на Москву. Там была пряничная разноцветная иконопись, пропитанная ароматом ладана, разукрашенная золотом, — какая-то туземная архитектура! Там — магия врубелевского демона в Третьяковке, висячих садов декадентского ресторана посреди грязных улиц, чудовищного даже для стойкого британца мороза, скрипящего снега. Тут – прохладная, влажная и свежая весна, строгие как Верховный суд, классические здания, ажурные мосты. Красота этого города настолько изощрена, что кажется и строгой, и порочной одновременно. Тут люди изнемогают рассудком от полуночного света.
Cлайд с цитатой