Человек может быть по-настоящему счастлив только на те мгновения, когда забывает про тело и ум, потому что эти два органа всё время производят боль двух разных сортов, соревнуясь друг с другом...
Самое надёжное на свете может оказаться просто миражом. Даже самое-самое знакомое и дорогое... Поэтому бери пример с меня — никогда не стремись узнать то, без чего можно обойтись. И не держись за то, за что можно не держаться. В этом залог счастья.
Наш мир не может просто так исчезнуть. Но постепенно он подчиняется тем же законам, какие управляют Ветхой Землей. Он станет так же безрадостен. Вся техника, работающая на Ангельской благодати, остановится. Деньги превратятся в ничем не одушевленные кружочки металла. Сегодня человек думает — мол, накоплю побольше денег и буду счастлив... Но если Небо над ним исчезнет, за все свои деньги он сможет купить только шелковую веревку, чтобы повеситься в своей роскошной уборной.
Знание — это когда, припадаешь к нему по-настоящему, уничтожает любую скорбь. Но мы до последнего держимся за свою боль, справедливо подозревая, что она и есть мы сами и, если отнять ее у нас, мы больше нигде себя не найдём. Поэтому к свободе мало кто спешит, а кто обрел её, на всякий случай помалкивает.
— Обещать участковому будешь. Если до утра доживешь.
— Что?
— А то самое. Ты хоть знаешь, что этот пропуск на пять человек? А ты здесь один. Или тебя пять?
Когда Татарский снова пришел в себя, он подумал, что действительно вряд ли переживет сегодняшнюю ночь. Только что его было пять, и всем этим пяти было так нехорошо, что Татарский мгновенно постиг, какое это счастье — быть в единственном числе, и поразился, до какой степени люди в своей слепоте этого счастья не ценят.
— Вы хотите сказать, счастливых людей вообще нет?
— Есть временно счастливые. Ни один человек в мире не может быть счастливее собственного тела. А человеческое тело несчастно по природе. Оно занято тем, что медленно умирает. У человека, даже здорового, почти всегда что-нибудь болит. Это, так сказать, верхняя граница счастья. Но можно быть значительно несчастнее своего тела — и это уникальное человеческое ноу-хау.
Что есть твое сознание, человек, как не вместилище боли? И отчего самая страшная твоя боль всегда о том, что твоя боль скоро кончится? Этого не понять мне, тому, кто никогда не знал ни боли, ни радости… Какое же счастье, что меня на самом деле нет!
... этот мир – мир страдания Любая радость в нем мимолетна. Она берет начало в боли и растворяется в ней. Но люди находятся в постоянном окружении образов счастья. Ритуал потребления учит человека изображать восторг от того, что по сути является навязанной ему суетой и мукой. Все массовое искусство обрывается хеппи-эндом, который обманчиво продлевает счастье в вечность. Все другие шаблоны запрещены. Вроде и дураку понятно, что за следующим поворотом дороги – старость и смерть. Но дураку не дают задуматься, потому что образы радости и успеха бомбардируют его со всех сторон.
Когда Трейси не тренировала тело, она тренировала ум. Лежала в темноте, делала сложные математические расчеты, мысленно управляла банковским компьютером, читала стихи, вспоминала роли, которые играла в студенческом театре.
Воспоминания — или величайшая поэзия, когда они — воспоминания о живом счастье, или — жгучая боль, когда они касаются засохших ран...
Cлайд с цитатой