— Валяй, Рэмбо. Ты её не интересуешь, и тебе с ней больше ничего не светит. Она никогда с тобой не заговорит.
— Я подожду... вечность, если придется.
— Валяй, Рэмбо. Ты её не интересуешь, и тебе с ней больше ничего не светит. Она никогда с тобой не заговорит.
— Я подожду... вечность, если придется.
— Я её ненавижу! Я хочу её убить!
— Ну так сделай это. Одной школьной сучкой меньше, и жизнь несчастных наладится, что, по моему мнению, — услуга обществу.
— Ты расскажешь родителям? О таблетках?
— Нет. Я много сплю в последнее время. Они думают, что у меня депрессия.
— Это правда?
— Мне грустно.
— ... Мне тоже.
Наш мир — это просто мерзость. Это гадкий, тошнотворный, не прекращающийся кошмар. В нем слишком много боли... Слишком много.
— Я осталась совсем одна в этом мире. И я решила, если мне суждено жить в печали — можно хотя бы окружить себя прекрасными вещами, и пускай со мной будет мужчина, которого я ни капли не люблю. Меня манила тьма, которую я ощутила в его сердце. Я мечтала однажды потеряться в ней...
Я приходил сюда, когда мир сворачивался и становился таким маленьким, что я не мог дышать. Я смотрел на океан и думал: «Йоу, придурок, школа нихрена не значит». Курт Кобейн, Квентин Тарантино, Брандо, Де Ниро, Пачино... все бросили школу. Я... ненавидел школу. Я часто приходил сюда, и смотрел на этот огромный, бесконечный простор. И думал: это же твоя жизнь, чувак. Можно делать всё что угодно, стать кем угодно. Нахрен школу. Это всего лишь момент в жизни. Нечего там застревать.
— Значит... Всё это время, я думала, что защищаю тебя. А выходит, что ты защищал меня.
— Я только это и хотел делать, с тех пор, как впервые увидел тебя.