Ты сначала в себя загляни, искорени недостатки, а потом уже от других требуй, когда идеальная станешь.
– ... А Бога нет. Был бы Бог – и войны б не было. Что – съел?
– Ну-ну, – Лукич закряхтел. – Плохо ты его знаешь, доча…
Ты сначала в себя загляни, искорени недостатки, а потом уже от других требуй, когда идеальная станешь.
– ... А Бога нет. Был бы Бог – и войны б не было. Что – съел?
– Ну-ну, – Лукич закряхтел. – Плохо ты его знаешь, доча…
... Возьмем куклу, например. Хоть булавкой её коли, хоть башку откручивай напрочь – молчать будет, как убитая. А человек почему-то на ее месте обязательно заорет, как будто его режут, стоит только чуть посильней булавкой кольнуть, если без очереди на укол влез, бессовестный. Но вот до какой степени он терпеть может, это науке, к сожалению, пока не известно, не установлено.
Чем выше начальник, тем у него терпения меньше, все бегом, все вскачь: вынь ему да положь!…
Но надобность доказывать себе, что в любимом человеке нет недостатков, уже ведет к тому, что они скоро будут замечены.
Мы любим за недостатки, а не за достоинства. Потому что в любимом человеке даже недостатки становятся чем-то особенным, неповторимым, отличающим его от миллионов других людей.
У всех есть недостатки — у кого больше, у кого меньше. Вот почему и дружба, и помощь, и общение были бы невозможны, если бы не существовало между нами взаимной терпимости.
Итак, меня считали разумным. Но я не мог понять, почему же то, что в обыкновенном человеке считается достоинством, оборачивается сокрушительной уликой против обвиняемого.
Don’t tell your man what he don’t do right
Nor tell him all the things that make you cry
But check yourself for your own shit
And don’t be making out like it’s all his.