Опасно быть зверее зверя.
Полубоги, они ведь тоже – полулюди… ни то, ни сё…
Опасно быть зверее зверя.
Полубоги, они ведь тоже – полулюди… ни то, ни сё…
Воздастся по вере,
В молитве и в блуде.
Пускай мы не звери,
Но разве мы люди?
Пустота — это пауза между тем, что есть, и тем, что может быть. Пустота — это возможность бытия...
Почему трёхлапая собака вызывает больше сочувствия, чем одноногий человек? Вид больной обезьяны терзает душу сильней, чем нищая старуха, ковыляющая в магазин за буханкой хлеба. И ведь нельзя сказать, что животных мы любим, а людей — не слишком. Себя-то уж наверняка любим больше всех собак и обезьян, сколько их ни есть. Ребенок смотрит сериал «Ники», рыдает, видя раненного дельфина, из последних сил рвущегося на свободу. Спустя полчаса этот же ребенок лупит своего сверстника — завалил на землю, уселся сверху и тычет кулачками в замурзанную физиономию побежденного.
Мы нервные, как бешеные голуби. Скандальные, как зайцы весной. Хрюкаем, ржем, рычим. Мы видим в зверях — людей, вот и сочувствуем. А в людях мы чаще всего людей не видим. Разве что в зеркале.
Если подглядывать за Временем в замочную скважину чужих зрачков, то и не стоит рассчитывать на подробные объяснения!
Пока тело его двигалось в отработанном неутомимом ритме, он снова и снова касался своей памяти острым ножом боли и бессилия, делая тончайшие срезы, обнажая забытые пласты, рассматривая ушедшее время, ища крупицы ответов на безнадежные вопросы…
Быстро — значит гореть, долго — значит гнить.
Цель иногда оправдывает средства, но чаще предпочитает выступать в роли обвинителя.
Мы, зоологи, обычно говорим: самый опасный зверь в зоопарке — Человек. В общем, это значит, что наш вид, превратившись в ненасытного хищника, глядит на мир, как на добычу.
Видно, не суждена нам лучшая участь, если звали Простор, а откликнулась Бездна. Давно рвалась она наружу, только не вырваться без чужой помощи тому, что не имеет существования, что есть Небытие.