Елена Котова. Третье яблоко Ньютона

Действительно, город был неземной. Не хотелось искать для него слов, просто – идти и наслаждаться. Когда они прошли под аркой на Дворцовую площадь, он подумал, что не зря сюда прилетел. Александрийскому столпу и Зимнему дворцу еще можно было найти аналогии — что-то перекликается то ли с Трафальгаром, то ли с Вандомской площадью. Но колонны Адмиралтейства там, на втором плане... Как сумел человеческий ум, глаз собрать столько в одну перспективу?! Город невероятно мощный, массивный, строгий, и вместе с тем непредсказуемо чувственный. От его совершенства захватывало дух.

0.00

Другие цитаты по теме

Как она сказала тогда? «Это Москва, Мэтт... город чудес в стране чудес...» А Санкт-Петербург, имперский город, так не похож на Москву. Там была пряничная разноцветная иконопись, пропитанная ароматом ладана, разукрашенная золотом, — какая-то туземная архитектура! Там — магия врубелевского демона в Третьяковке, висячих садов декадентского ресторана посреди грязных улиц, чудовищного даже для стойкого британца мороза, скрипящего снега. Тут – прохладная, влажная и свежая весна, строгие как Верховный суд, классические здания, ажурные мосты. Красота этого города настолько изощрена, что кажется и строгой, и порочной одновременно. Тут люди изнемогают рассудком от полуночного света.

Завтра её выкинут с работы, хорошо ещё, если спасибо скажут. А она спокойна. Это даже не воспитание чувств. Это принятие будущего с верой в свои силы. Откуда эта вера? Она не бежит от реальности, она ею… неужели управляет? Сохраняет себя в неприкосновенности, невзирая ни на какую реальность. Как было бы интересно заглянуть в её мир. Любопытно, это от веры в себя она излучает столько тепла? Мэтью удивился этому внезапному извиву своей мысли. При чём здесь её тепло? Он изучает необычного человека, что вдвойне интересно, потому что сначала человек показался не только заурядным, но и не слишком-то симпатичным, обычная русская баба. Но когда прошел её шок, проявились душа, а теперь – что особенно приятно – и дух. Обнаружить в человеке дух — это всегда в радость, есть, что изучать. Но сам процесс-то изучения привычен, его путь проходит по давно знакомым вехам. При чем вдруг тепло? Откуда эта развилка? Это чувственное понятие, к познанию не относящееся.

Суд присяжных вызывал у него отвращение как институт в целом. Самое нелепое, что могла породить демократия, мутируя из благородной утопической идеи в несуразную, скрипящую машину, неуклюже продвигающуюся по миру. Есть обвинение и есть защита, каждый строит свою картину в состязательном процессе. Дуэль этих изощрённых профессионалов может длиться месяцами, чаще годами, картины становятся всё более многоплановыми, заполняются новыми фигурами. И вот вердикт дуэли этих творцов выносится двенадцатью случайно собранными слесарями, водителями автобусов и домохозяйками. Как можно было допустить такое попрание здравого смысла?!

Англия подожгла мир и воспаленные умы всех имевшихся в этом мире нищих, отрицающих все то, чего у них самих быть не могло, – собственность, богатство, корни, брак. А для пущей веры в святость затеянного пожара – в лучших и умом непостижимых британских традициях – не пожалела для его растопки своей собственной аристократии.

Профессия криминального адвоката манила жаждой побед и эстетикой процесса познания, холодного и эмоционально отстраненного от познаваемого объекта. Та же игра ума, что и в математике, только вместо цифр — людские судьбы.

Чтобы мир поменять, надо сначала разбудить общество. Если бы другие хоть вполовину по сравнению с ним боролись рядом, уже бы горы свернули. Но никто особо не борется, всем наплевать на моральные устои, вот и живем в говне. Поэтому и едут лучшие люди, вроде него, Святослава Серикова, кто в Канаду, кто ещё куда, скучают, тоскуют тут, а что поделаешь?

В ресторане, сев за столик, Мэтью сказал:

— Я тебя, наверное, подвел. Ты ослепительна, а я в джинсах и своем вечном черном блейзере, только рубашку поменял.

Варя и бровью не повела, только посмотрела на него чуть затуманенным взором, полным восхищения.

— Как ты ошибаешься. Это Москва, Мэтт. Тут женщин ценят только за красоту. А мужчин — только за успех. Лишь очень успешный и уверенный в себе мужчина может прийти в ресторан с красивой женщиной, одетой по-вечернему, а сам при этом быть в джинсах. Иного я от тебя и не ожидала. Если бы ты пришел в костюме, да ещё, не дай бог, с галстуком Hermes, ты бы меня разочаровал. Так одеваются лишь мужчины, которые стараются доказать, что они — кто-то.

В комнате сидела растрепанная женщина под пятьдесят со скорбным выражением лица. Мэтью видел такое выражение по шесть раз в году все последние двадцать лет. Женщина пила чай, а свой скарб разложила по всему офису. Типично русская тетка, что толпами ходят с кошелками по «Хэрродсу»: Мэтью отметил, что сумка, как водится у русских, Louis Vuitton, а на неряшливо брошенном на стул пальто с вывернутым наизнанку рукавом нашит лейбл Dolce&Gabbana. Удивительное дело, насколько русские любят покупать все одинаковое, платят totally insane money только за брэнды и в результате все ходят, как в униформе, — за километр видно, что русские.

— Из всех животных я больше всего очарован кошками. Такие ласковые, теплые, но всегда окутаны тайной. Очень умные, но им нельзя доверять, потому что они непредсказуемы и непознаваемы. Что там происходит в их голове, никому не ведомо, сколько бы они ни жмурились и ни мурлыкали. Всегда гуляют сами по себе. Воплощённая независимость. А я очень ценю в людях независимость. Почему её так мало в женщинах? Я всегда рано или поздно сталкивался с тем, как женщины любят заполнить всю твою жизнь, не оставить тебе собственного пространства. Это страшно раздражает.

Нью-Йорк восторгался Вуди Алленом, а им обоим не нравились его фильмы, кишащие невротиками, сошедшими с ума в этом сошедшем с ума городе, занятыми копанием в собственных невоспитанных чувствах и распущенной психике и считающими это занятие значительным и духовным. Причем они даже не имеют мужества делать это в одиночестве, а навязывают каждому свою вывернутую наизнанку душу. Нет в этом эстетики, только безумный Нью-Йорк мог породить такое явление и вырастить его практически в общественную силу. Благополучие без корней и без многовековой культуры, люди носятся с собой в бешеном ритме города по расплавленному от жары асфальту, не посадив ни одного дерева, не взрастив многолетним трудом ни одного сада. Нация, убившая Джона Леннона и считающая, что это тоже сойдет ей с рук...